Оглянись в любви

Автор: Админ. Опубликовано в Для профессиональных театров

«Оглянись в любви» – мелодрама (в 7 картинах), традиционный «четырёхугольник»: один мужчина и три женщины. Но, как сказал Л.Н. Толстой, «каждая семья несчастлива по-своему», особенно, если есть дети. Как бороться за любовь?.. Все ли методы хороши?.. Можно ли  простить измену?.. А насколько трудно признавать собственные ошибки!.. Или стоит прислушаться к «мудрости» матери, свекрови: «Стерпится – слюбится», «Бог терпел и нам велел»?.. Но где мера страданий, смирения и жертв во имя любви?.. Пьесу предваряет эпиграф: «Пускай – тону, Пускай горю в огне я, Виновен – связь последнюю руби! Но прежде, чем оглянешься во гневе, Ты оглянись, пожалуйста, в любви». Возможно, это один из выходов?..

Скачать файл

ОГЛЯНИСЬ  В  ЛЮБВИ
(мелодрама в 7 картинах)

Действующие лица:

ВАЛЕНТИН  ДРОБЫШЕВ
ОЛЬГА
ГАЛИНА
ЛЮБА
ТАТЬЯНА  СЕРГЕЕВНА
ФЕДОР
МЕДСЕСТРА

«Пускай — тону,
Пускай горю в огне я,
Виновен —  связь последнюю руби!
Но прежде, чем  оглянешься во гневе,
Ты оглянись,
                    пожалуйста,
                                           в любви…»

Станислав Федотов

Вместо пролога.

       Эта банальная история началась так же банально — с традиционной семейной ссоры. Молодые супруги ОЛЬГА  и ВАЛЕНТИН прожили всего четыре года, прожили дружно и счастливо. По крайней мере, так им казалось, так считали их друзья…

ДРОБЫШЕВ. Оля, ну погоди!.. Брось ты этот чемодан!.. Не суетись. Не уплывёт твоя поликлиника. Давай, как люди… простимся.
ОЛЬГА. Валя, я не понимаю. Кажется, всё уже обсудили.
ДРОБЫШЕВ. Я тоже не понимаю! Как можно вот так… запросто… Я год мечтал: будет отпуск, возьмём палатку, рюкзаки — за спину, на велосипеды… И месяц вдвоём…
ОЛЬГА. Да не могу я отказаться! Мы этот «грант» ждали три года. Понимаешь?.. Три года! А знаешь, как трудно было попасть в экспедицию? Какой конкурс! Сам профессор Саратиков отбирал кандидатов. Для врача-клинициста — это подарок! Шанс!.. Колоссальная практика! Все болезни в чистом виде, в классическом, можно сказать. У нас здесь всё нивелировалось, болезнь протекает в стёртой форме под влиянием прививок, антибиотиков. Я только по учебнику знаю, как выглядит сибирская язва или трахома, например.
ДРОБЫШЕВ. Выход у меня один — привить себе язву и трахому, а заодно —  холеру, чуму и сифилис.
ОЛЬГА. Хорошо, я не поеду. Всё, остаюсь! (Выкидывает вещи из чемодана). Только профессору звони сам. Скажи, что тебя мучают ночные кошмары и тебе нужна сиделка!.. Месяц, ну полтора, максимум. Мы только спустимся по течению, до устья, даже в протоки не будем заходить, как в прошлый раз. И самолётом обратно!.. Валька, там же люди ждут!  Ждут лета, когда к ним приплывут доктора. Если бы ты видел их глаза…
ДРОБЫШЕВ. Мы совсем не видимся, Лёлька!.. Лекции, кафедра, библиотека… А вечером к тебе страшно подойти — зелёно-голубая… Я забыл, как пахнут твои волосы… Не могу так больше…
ОЛЬГА. Валя… Я не хотела говорить, но… Словом, я беременна.
ДРОБЫШЕВ. Что?!.. Что ты сказала?.. Олька!.. Родная моя, милая…  (Кружит Ольгу). Ура-а!..
ОЛЬГА. Пусти!.. Поставь на место!..
ДРОБЫШЕВ. Всё. Тихо. Понял. (Ставит Ольгу на стул). Ма-ма… Мамочка. Я теперь буду обходить вас на цыпочках, а чихать и кашлять — шёпотом. Кхе-кхе-кхе…
ОЛЬГА. Валька, дай мне сказать…
ДРОБЫШЕВ. По этому поводу… мы сейчас… устроим… такой космический… симпозиум! Чертям будет тошно!.. (Стаскивает на стол бокалы, шампанское, какую-то закуску).
ОЛЬГА (пытается остановить мужа). Валентин!.. Постарайся понять правильно… Послушай. У меня есть тема. Собран большой клинический материал… Поездка на север с плавучей поликлиникой мне просто необходима, понимаешь? Я должна проверить свои выводы. От этого зависит моя  карьера, судьба, в конце концов…
ДРОБЫШЕВ (машинально). Карьера?.. Какая карьера?..
ОЛЬГА. Мне осенью твердо обещали целевую аспирантуру.
ДРОБЫШЕВ. Ты про что?
ОЛЬГА. Про то самое. Это всё (показывает на свой живот) не ко времени.  Мы не можем себе позволить…
ДРОБЫШЕВ. Лелька, милая, не шути так.
ОЛЬГА. Ты разве не понял? Осенью — аспирантура, целевая.
ДРОБЫШЕВ. Его жизнь и… аспирантура?.. На одни весы?!.. Это мой сын! Сын! А ты его… на помойку?..
ОЛЬГА. Прекрати истерику!.. Там ещё никто. Понимаешь? Скопище клеток, которое ничего не чувствует, не видит, не слышит! И тысячи женщин…
ДРОБЫШЕВ. Нет!.. Не смей так говорить!
ОЛЬГА. Неужели мы живём только затем, чтобы есть, спать и… размножаться? Валька?
ДРОБЫШЕВ. Размножаются кошки и кролики.
ОЛЬГА. Ой, я тебя умоляю.
ДРОБЫШЕВ. Ты забыла сказать: «любить».
ОЛЬГА. Так. Давай сядем и будем любоваться друг другом. И пусть всё валится  в тартарары — работа, долг, карьера.
ДРОБЫШЕВ. Пусть!
ОЛЬГА. Поэтому ты отказался от стажировки? И в Англию поехал твой друг Федор?
ДРОБЫШЕВ. Причём здесь Англия?.. Для него это — шанс, а я и без Англии не пропаду, мозгов хватит.
ОЛЬГА. Значит, благородство в пользу товарища? И только?.. Не ври. Меня боялся оставить, одну на два года.
ДРОБЫШЕВ. Не боялся. Не мог. Что в этом стыдного?
ОЛЬГА. Мужчина должен заниматься делом. Большим делом. Одержимо, забывая обо всём! Без этого… он для меня не существует. Прости.
       
       Пауза.
       
ДРОБЫШЕВ. Что-то у нас не так, Оля. Последние два года… Ты отталкиваешь мои руки и, закрыв глаза, молча ждёшь, когда… иссякнет мой щенячий восторг. А я притворяюсь, что ничего не замечаю. И радуюсь уже тому, что не пнули, не выставили за дверь, а позволили свернуться у ног и лизнуть изредка хозяину руку… Куда ты всё время уходишь, Лелька? Почему?!
ОЛЬГА. Ты слишком большое значение придаешь физиологии. Ты просто устал. Отдохнуть тебе надо. На свежем воздухе. Все пройдёт, поверь.
ДРОБЫШЕВ. Ольга, не делай этого. Я тебя прошу. (Становится на колени). Умоляю…
ОЛЬГА. Прекрати этот театр!
ДРОБЫШЕВ. Хорошо. Не буду. Но если ты…
ОЛЬГА. Не надо ставить мне условия!.. Как ребёок, ей-богу. Ну что ты, Валь?!.. Давай, открывай свой симпозиум. На дорожку.
ДРОБЫШЕВ. Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону…
       
       Сигнал подъехавшего такси и вслед за этим — звонок на мобильный телефон Ольга слушает.
       
Что, карета подана, доктор?
ОЛЬГА. Да, такси. Не успели, жаль. (Закрывает чемодан). Ну?.. До свиданья?..
ДРОБЫШЕВ. Счастливого плаванья.
ОЛЬГА. Ты меня не проводишь?
       
       Дробышев молчит, безучастно сидит за столом. Ольга, с трудом подняв чемодан и сумку, уходит.
       
       Картина первая.
       
       Тогда Ольга всё-таки уехала в экспедицию. Валентин уехал тоже, проводить со студентами третий трудовой семестр. Прошло семь месяцев. Мы снова в квартире Дробышевых. ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА, мать Валентина, наряжает ёлку.  Из-за неплотно прикрытой двери в другую комнату слышен голос ДРОБЫШЕВА, читающего вслух книгу. Чтение прерывается смехом его и Ольги.

ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Да что же это делается?!.. Смеются в такую минуту!..
       
       Входит ОЛЬГА, на ней свободное платье, какие носят беременные женщины.
       
(Ольге, бодрым голосом). Вешать лампочки или нет?.. Мигалки так и нету. Валюшка обещал сделать и не сделал… Так вешать?
ОЛЬГА. Что вы спрашиваете? Делайте, что хотите.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Тогда повешу. С ними веселее всё же…
ОЛЬГА. Не видели свитер Валентина?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Который ты привезла?.. Сохнет, я его простирнула.
ОЛЬГА. Ну вот!.. Просила же вас не трогать!.. (Направляется в ванную комнату).
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Оля!
ОЛЬГА. Не надо, Татьяна Сергеевна.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Оленька, прошу тебя!.. Послушай старуху! (Подходит к Ольге, еле сдерживая слёзы). Не выпускай ты его!.. Тебе только слово сказать!.. (Ольга молча отстраняется). Горе, горе какое…
ОЛЬГА. Попали в процент — и только.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Куда попали?
ОЛЬГА. На три брака, говорю, два развода. По статистике. Обычная история.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Да у тебя ребёнок скоро будет! Ему тоже станешь про статистику плести?
ОЛЬГА. Вы тоже одна Валентина растили. Ничего, нормальный получился мальчик.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Меня горе заставило!.. Ничего… Много ты понимаешь — ничего!.. Валюшке трёх годочков не было, когда отец-то помер. Как он за всеми мужиками гонялся — всё папу себе искал. Просто — сердце кровью… Да не больно кому чужой ребёнок нужен. Все они… петухи! А ты своими руками…
ОЛЬГА. Я не хочу говорить на эту тему! (Уходит и возвращается со свитером). Мокрый ещё…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. В тебе сейчас обида кричит, Оля. А ты про хорошее думай… Помнишь, как первый раз пришла сюда?.. Валюшка всю комнату цветами устелил — в саду ни единого не осталось. Ты, говорит, мама, не жалей: цветы вырастут, а мне очень хочется, чтобы ей у нас понравилось. Так понравилось, чтобы и уходить не захотелось. А когда ты на практику уехала и ничего с собой на дождь не взяла, помнишь?.. Он двое суток по деревням мотался, тебя искал: сапоги и плащишко тебе нёс…
ОЛЬГА. Вам изменял муж?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Оля, не про то говоришь. Изменял, не изменял…
ОЛЬГА. Я спрашиваю: да или нет?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Ногу-то на войне оставил. А на деревяшке далеко ли ускачешь?.. И то другой раз…
ОЛЬГА. Надо было и мне за инвалида выходить. За «колясочника», их теперь полно, выбирай любого.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Ох, и тяжко тебе будет, ох и тяжко!..
       
       Голос Дробышева: «Оля, ты где?»
       
ОЛЬГА. Иду!..
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Оля!.. Свитер-то… оставь. Чай, не в другой город уезжает, потом заберё.
       
       Ольга упаковывает свитер в пакет и уходит в комнату.
       
Жалости — никакой. Не женщина она, нет…
       
       В прихожей звонок. Татьяна Сергеевна уходит открыть дверь, слышится её удивленный голос: «Батюшки, приехал!»  И голос ФЕДОРА: «Принимаете гостей?.. Не прогоните?» И снова — Татьяна Сергеевна: «Типун тебе!.. Раздевайся, проходи!.. Вот радость-то…»
       Входят ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА  и ФЕДОР.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Не писал, не звонил. Валюшка бы встретил.
ФЕДОР. А я — сюрпризом, крупногабаритным. Хау ду ю ду, диэ леди Дробышева?  Ай глед ту си ю вери мач!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Такая же шелаболка!.. Ну, дай, погляжу на тебя, Феденька, на заграничного. Франт, да и только!
ФЕДОР. А где они, эти научники, эти бездельники?.. В гости ушли?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Дома они, дома. Читают.
ФЕДОР. Читают?.. Э-ге-гей!.. Люди-человеки! Сэр Клименко прибыл! Прямиком из туманного Альбиона!..
       
       Входят ОЛЬГА и ДРОБЫШЕВ. Радостная встреча.
       
ФЕДОР. Уан момент. Я трудно говорить по-русски. Ай маст… как ето?.. Должен желать виз нью иэ. Новий год — йес, йес! Энд счастие. (Разворачивает объёмный пакет и вручает Татьяне Сергеевне алые розы). Плиз…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Неужто,  оттуда вёз?
ДРОБЫШЕВ. С базара — уж точно.
ФЕДОР. Что есть: «с базара»?.. (Вручает цветы и Ольге). Роуз-кэрол. Сам корольева посылать ето из ё гадн. Ду ю андестенд ми?
ОЛЬГА. Тэнк ю, май верный рыцарь!
ФЕДОР. Цени, ёженька.
ОЛЬГА (пытаясь попасть в тон). В условиях тотальной инфляции ценностей…
       
       Возникает напряженность, интуитивно чувствуя её, Татьяна Сергеевна перебивает Ольгу.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Давайте за стол, ребятки! Оля, приглашай!.. Человек с дороги. Закусите пока, а я пойду пельмешки запущу. (Федору). Сэры-то, небось, плохо пельмешки стряпают?
ФЕДОР. Куда им, тёмным. Они и слова-то такого не слыхали.
       
       Татьяна Сергеевна уходит на кухню. Ольга подрезает цветы.
       
Дома… Не верится… Всё, как прежде: праздничный стол, ёлка… (Дробышеву). Опять мигалку на ёлку не сделал?
ДРОБЫШЕВ. Давай-ка, друг Федор, за встречу, что ли?
ФЕДОР. Погоди. За встречу шотландского хлопнем. (Достаёт из портфеля бутылку, фрукты, конфеты). Принимай, полный гастроном.
ДРОБЫШЕВ (рассматривая бутылку). Ну, как там, на берегах туманной Темзы?.. Леди энд джентльмены?
ФЕДОР. Нормалёк. Разлагаются помаленьку.
ДРОБЫШЕВ. И ты не удержался?
ФЕДОР. Старик, при даме!… Трудился, как пчёлка, от зари до зари. В «пабы» ихние не ходил, в «рулетку» не играл, а секс — только безопасный, то бишь, виртуальный. Ну?.. (Поёт). «Налей полней бокалы…»
ДРОБЫШЕВ (наполняет бокалы). На кой ляд тогда ты туда мотался?
ФЕДОР. Сам не знаю. (Наблюдает за Ольгой). Лелька, брось суетиться, иди к нам. Должен заметить, ты чертовски похорошела!
ОЛЬГА. Что, англичанки не в твоём вкусе?
ФЕДОР. Длинные, тощие, рыжие и… холодные, как лягушки. Земноводные, одним словом.
ОЛЬГА. Одичал, одичал ты, Феденька.
ФЕДОР. Валька, отобью я у тебя жену, ей-богу!
ОЛЬГА. Поздно, Федя.
ФЕДОР. Да?.. (Показывает на округлившуюся фигуру Ольги). Надвигается катаклизм? Я правильно понял?.. Поздравляю, ребята!
ОЛЬГА. Спасибо, Феденька. (Буднично). Мы с Валентином решили разойтись.
       
       Пауза.
       
ФЕДОР. Шутить изволите?
ОЛЬГА (не сразу). Розы надо… в холодную воду… Тогда они… долго будут жить… (Уходит).
ФЕДОР. Это… серьёзно?
ДРОБЫШЕВ (пьёт). Более чем. Уж и вещички собраны.
ФЕДОР. Спятили, ей-богу!
ДРОБЫШЕВ. Всё, Федя, проще пареной репы. Она меня не любит. Я ей не нужен.
ФЕДОР. Интересное кино! Лелька собирается стать матерью… Или мне показалось?.. Столько лет ты хотел ребёнка… Не понимаю. Погорел, что ли?.. Кто она?
ДРОБЫШЕВ. У нас учится. На четвёртом.
ФЕДОР. Идиотизм. Махровый!.. Из-за какой-то шлюшки… Кто?
ДРОБЫШЕВ. Сам сказал.
ФЕДОР (цитируя Высоцкого). И юмор у вас безобразный…
ДРОБЫШЕВ. Надо было помалкивать?
ФЕДОР (беззвучно говорит, что он думает о Дробышеве). Тебе сколько, мальчик, стукнуло? Двенадцать?.. У тебя что, недержание?.. (Наливает себе и пьёт). Ну, меня здесь не было!..
ДРОБЫШЕВ. Лелька — моя первая, понимаешь ты, первая! И до сих пор…
ФЕДОР (догадывается). Что, единственная?.. Ну, старик, по тебе книга рекордов Гиннеса плачет.
ДРОБЫШЕВ. Остри сколько угодно, мне плевать! Не мог я, не мог, как ни в чём не бывало…
ФЕДОР. Как же тебя угораздило?
ДРОБЫШЕВ (не сразу). Она уезжала в отпуск… Вернее, наоборот. Отпуск наш совместный… сгорел, вернее, уплыл. Народы Севера нуждались в медицинской помощи, а её диссертация — в дополнительном материале.
ФЕДОР. А ребёнок?
ДРОБЫШЕВ. А ребёнок в эти грандиозные планы не вписывался.
ФЕДОР. И всё-таки она его оставила?
ДРОБЫШЕВ. В общем, Ольга отправилась на север с плавучей поликлиникой, а я… на раскопки со студентами. На свежий воздух, одним словом.
ФЕДОР. Ясно: росы, грозы, дозы, позы…
ДРОБЫШЕВ. Была и доза. Приличная. Но дело не в ней… Можно свалить всё на пьянку: не помню, мол, ничего, извини… Было. Хотел. Помню.
ФЕДОР. И готов нести ответственность. Валяй!.. Да она тебя поймала! Элементарно. На пустой крючок. Девочка не целованная, знаем, встречали.
ДРОБЫШЕВ. Заткнись!.. Галка не такая.
ФЕДОР. Ну!..
ДРОБЫШЕВ. Очень… непосредственная, безоглядная какая-то… Ласковая, щедрая… Мне легко с ней, понимаешь? Легко и просто.
ФЕДОР. И никаких диссертаций.
ДРОБЫШЕВ. Никаких.
ФЕДОР. Варит борщи и стирает твои носки.
ДРОБЫШЕВ. Варит и стирает.
ФЕДОР. Она — дура. Сто против одного: она не отличит Бабеля от Бебеля и Нобеля от кобеля.
ДРОБЫШЕВ. Так ли это плохо?.. (Невесело смеётся). Сейчас Ольга укладывала моё барахло, а я… по её просьбе… читал Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Веселья — во!..
ФЕДОР. Тебя хватит на год. Потом наешься и полезешь на стену. А Лелька будет матерью!
ДРОБЫШЕВ. Давай сменим тему. (Наполняет бокалы). Мы так и не выпили за встречу. Как твоя работа?
ФЕДОР. Нормально, ползёт. Валька, ты сейчас делаешь непоправимую глупость!
ДРОБЫШЕВ. А знаешь, я почти закончил монографию. Получается вполне прилично, довольно стройная теория. Шеф пугает: есть опасность стать основоположником целого направления. Представляешь? Того и гляди, стану великим, попаду в историю мировой науки.
ФЕДОР. В историю ты уже попал. Как выбираться будешь?
ДРОБЫШЕВ. О чём ты?!.. Она мне ни слова не сказала! Не плюнула, не ударила! Обходит, как… этот стол, лишь бы случайно не задеть…
ФЕДОР. Валька, тут есть ещё одна сторона… Старик, у меня никого нет. Я приходил сюда, как домой. Да и ребята наши тоже. И Лелька была для нас… свой парень. Не потому, что она твоя жена. Понимаешь?.. И вот ты… меняешь жену. Как мы должны?.. К тебе, к ней?.. И вообще?.. Как?..
ДРОБЫШЕВ (смеется). Вот в чём дело!.. А я хотел немного пожить в твоей берлоге, пока ты катаешься по заграницам. Снимать, сам понимаешь, нам сейчас не по карману.
ФЕДОР. Извини.
ДРОБЫШЕВ (бросает ключи). Возьми! Галины там не было, успокойся!
ФЕДОР. Не кипятись. Ты не понял.
ДРОБЫШЕВ. Всё я прекрасно понял, друг мой Федор. А если я выпрошу прощение?.. Вы отпустите мне грехи? И снова буду спать, с кем хочу? Да?.. А может, ты подберёшь её? Чисто по-дружески? Она ведь всегда тебе нравилась. А тяготы воспитания готов разделить. По договоренности или по суду — как скажете.
ФЕДОР. Лежачих не бью, а жаль.
ДРОБЫШЕВ. Ударь!.. Прошу, ударь!
       
       Входит ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Закусили?
ФЕДОР. Да. Всё было очень вкусно. Спасибо! До свиданья, Татьяна Сергеевна.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. А пельмени?
ФЕДОР. Сыт по горло. Простите. (Уходит).
       
       Татьяна Сергеевна опускается на стул, плачет.
       
ДРОБЫШЕВ. Ну… (Обнимает мать). Прохудился жбан у Фёклы… Я жив, здоров, руки-ноги целы, — чего ты?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Все тебя осуждают, все!.. Стыдно людям в глаза смотреть… Давеча вышла, а Касьяновна с Дарьей у подъезда сидят. Увидели меня, губы поджали, а глазами-то сверлят, сверлят… А потом эта змеюга Касьяновна, елейным таким голоском спрашивает: «Ольга-то ваша, никак, на сносях?» Ну, говорю, на сносях, тебе, что за печаль? А она: «Печаль-от не мне, а ей, сердешной. Мужик ейный, сын твой, с молодой девкой спутался. Кажный вечер она его до дверей провожат, за ручку, словно мальчонку, ведёт. Тьфу!.. Вот стыдобушка, вот стыдоба!..»
ДРОБЫШЕВ. А ты с ними не разговаривай. Отсылай подальше. К статистике.  
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. И этот со статистикой! Живое рвётся, Валюшка!
ДРОБЫШЕВ. Всё-всё, успокойся… Ишь, сколько наплакала, фартук хоть выжимай.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. А как с работой-то будет?
ДРОБЫШЕВ. А что — с работой?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Какой же ты теперь пример для них, для студентов? Жену бросил, беременную!.. Выгонят — и правильно сделают!
ДРОБЫШЕВ. Никого это теперь не колышет. Времена нынче другие, мама.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. В любые времена, грех это, Валя, большой грех!
ДРОБЫШЕВ. А на счёт «выгнать» не беспокойся. Если б за это лишали работы,  работать было бы некому. Особенно за ту зарплату, которую я получаю. Покорми-ка меня лучше пельменями. Когда ещё придётся…
       
       Дробышев уводит плачущую мать в кухню. Некоторое время сцена пуста, затем из кухни появляется ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА, берёт со стола посуду и направляется обратно. В этот момент в окно ударяет снежок.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Вот ироды, снежками пуляют! И в праздник неймётся. Окна ещё повыбивают (подходит к окну, всматривается). Что за напасть!.. (Поспешно одевается, говорит громко). Валюшка!.. Я — к Петровне, уксуса попрошу. Какие пельмени без уксуса!.. (Уходит).
       
       Но Татьяна Сергеевна пошла не к соседке за уксусом. Поспешно выбежать на улицу её заставило другое. Во дворе дома, под фонарём стоит ГАЛИНА и лепит снежок. Появляется ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА.
       
ГАЛИНА. Что вы так на меня смотрите?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Ты снежками по окнам пуляла?
ГАЛИНА. Ой, я не туда попала!.. Я что-то разбила? Извините!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Попала, куда метила, бесстыжие твои глаза!
ГАЛИНА. Вы — Татьяна Сергеевна?.. Здравствуйте…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Ты зачем сюда явилась?.. Парней тебе мало? На женатого вешаешься! Убирайся сейчас же!..
ГАЛИНА. Мне Валю… Позовите, пожалуйста.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. «Позовите»?.. Ты кого просишь?! Ты мать его просишь!
ГАЛИНА. Мне Валю…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Уходи от греха, уходи! Людей кликну.
ГАЛИНА. Да никуда я не уйду, отстаньте! Сказала же, за ним пришла!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Галя, ты молоденькая, ты ещё встретишь человека…
ГАЛИНА (перебивает). Уже!.. Всё уже случилось! Как вы не понимаете?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Да, да, понимаю… Галя, девочка… У меня есть немного на книжке… Откладывала на чёрный день. Видать, пришёл… Тебе отдам, возьми только, пригодятся…
ГАЛИНА. Ну, вы даёте!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Прости, голова, как чугунка от слёз, не соображаю, что говорю.
ГАЛИНА. Да ладно, уже забыла.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. У него же ребёнок вот-вот… Пожалей!..
ГАЛИНА. По-вашему, из-за ребёнка надо всю жизнь ломать? Мучайся, но живи?.. А счастье? А любовь?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Да любит-то он Ольгу!
       
       Галина смеётся.
       
На колени встану — отступись от Валюшки! На чужом горе счастья не построишь.
ГАЛИНА. Зачем вы унижаетесь?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Ради бога, уйди сейчас. Дай отдышаться…
ГАЛИНА. Валю позовите, а то сама за ним пойду.
       
       Татьяна Сергеевна тяжело поднимается с колен и медленно возвращается домой. ОЛЬГА. перебирает на полке книги.
       
ОЛЬГА. Татьяна Сергеевна, Федор давно ушёл?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Торопился куда-то… Человек он молодой, неженатый…
ОЛЬГА. Не знаю, увязывать книги или нет.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Оля, Оленька!.. Ну, прости ты его! Ведь он только и ждёт твоего слова!.. Ну, хочешь, я за тебя скажу?.. Валя, Валя!..
ОЛЬГА. Нет!
       
       Входит ДРОБЫШЕВ.
       
ДРОБЫШЕВ. Уксус принесла?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Что?.. А… тоже нету, весь старуха выпила… Такая беда…
ДРОБЫШЕВ (пытается шутить). Отравилась бабулька?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Тьфу, на тебя! Какие уж тут шутки!
ОЛЬГА (Дробышеву). Книги сразу возьмёшь?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Ребятки!.. Милые мои, родные!.. Не надо этого!.. Что вы ходите, ровно звери в клетке?.. Остановитесь, посмотрите в глаза один другому! Посмотрите же!.. Если мешаю — уйду, совсем уеду, только вы живите, мои хорошие, не разлучайтесь!.. (Плачет).
ДРОБЫШЕВ (Ольге). Ты про книги спросила?.. Нет, сейчас не возьму. Разве что эту… (Берёт с полки книгу). На память о сегодняшнем вечере. (Раскрывает, читает). «В десять пятьдесят укладка была окончена. Гаррис сел на корзину и выразил надежду, что ничто не окажется разбитым. Джерри заметил, что если чему-нибудь суждено было разбиться, то это уже случилось, и такое соображение, видимо, его утешило…» Юморист этот Джером К. Джером. (Посмотрел на часы, зашёл в комнату, вынес чемодан, оделся). Присядем?..
       
       Татьяна Сергеевна села, Ольга стоит у ёлки, отвернувшись. Неожиданно в окно ударил снежок. Дробышев вздрогнул, поднялся.
       
Прощайте?.. С наступающим…
       
       Ольга молчит, не двинулась, не обернулась. Дробышев поцеловал мать, уходит. Захлопнуло сквозняком дверь, тяжело, глухо.
       
ОЛЬГА. Татьяна Сергеевна, я поживу пока у вас?.. Если не возражаете…
       
       Картина вторая.
       
       Прошло пять лет. У Дробышева теперь другая семья, и живут они с Галиной в небольшой комнатке «малосемейки». В комнате чисто, уютно. ДРОБЫШЕВ работает за компьютером, негромко звучит «Лунная», это, видимо, помогает ему сосредоточиться. ГАЛИНА вяжет.
       
ГАЛИНА. Ну и кишкомотина!.. (Выключает динамики компьютера. Включает магнитофон. Комната наполняется грохотом: «тяжёлый рок»). Нормально, да?.. Заметь, как ударник работает! Блеск!
ДРОБЫШЕВ. Выключи, мешает.
ГАЛИНА. Та не мешала, а эта мешает!
ДРОБЫШЕВ. Я же работаю, ёлки-палки!
ГАЛИНА (вздыхает и выключает). А орать-то зачем?.. (Миролюбиво). Знаешь, сколько стоит?.. Полтинник — обалдеть!… Но мне один парень из нашей лаборатории обещал за «так» переписать. Только ему надо курсовую сделать. Сосчитаешь, ага?
ДРОБЫШЕВ. Не «ага».
ГАЛИНА. Ну, лапушка, ну солнышко… (Кладёт папку перед Дробышевым). Я уже пообещала.
ДРОБЫШЕВ. Прекращай этот бартер! Предупреждал я тебя или нет?.. Ты не забыла, где я работаю?
ГАЛИНА. Хотелось бы в рай, да грехи не пускают. (Ходит по комнате, прикасаясь к  вещам). Это — дипломчик, это — научная статья в журнал, это — отзыв на диссертацию одного… чудака. А твой любимый комп, помнишь, когда здесь появился?  После экзаменов… Правда, «бэ у», но за «крутой» надо было…
ДРОБЫШЕВ. Замолчи!
ГАЛИНА (готова вспылить, но сдерживается, подходит, обнимает, ерошит волосы Дробышева). Последний раз — слово.
ДРОБЫШЕВ (уклоняется). Перестань.
ГАЛИНА. Сходим куда-нибудь, а?.. В кабак?.. Попляшем. (Напевает модный шлягер, пританцовывает). Валь, говорят, он глухой был?
ДРОБЫШЕВ. Кто?
ГАЛИНА. Да этот твой любимый, который эту «кишкомотину» сочинил.
ДРОБЫШЕВ. Сумасшедший дом!.. Могу я один единственный день спокойно за компьютером посидеть? Чтобы меня не дергали?!.. У меня сохнут мозги! Я просто чувствую, как превращаюсь в кретина, в абсолютного идиота! Скоро не смогу взять простейшую производную «де икс по де те»!
ГАЛИНА. За «де икс» зарплату не прибавят.
ДРОБЫШЕВ. Мозги у меня сохнут!
ГАЛИНА. Ты помнишь, какой сегодня день?   
ДРОБЫШЕВ. Где перевод статьи? Он мне нужен к понедельнику!
ГАЛИНА. Да будет тебе перевод, не забыла. А вот ты забыл, какой сегодня день!
ДРОБЫШЕВ. Суббота, единственный день, когда я могу…
ГАЛИНА. Заладил!.. Юбилей сегодня.
ДРОБЫШЕВ. Какой?
ГАЛИНА. Пойдём — скажу. А у компа завтра посидишь.
ДРОБЫШЕВ. Завтра обещал Косте — в зоопарк.
ГАЛИНА. Костика не будет. Наташка его к себе заберёт на два дня. Ну, что особенного?.. Я ей помогала, когда её мужик защитился? Стряпала на такую ораву, банкет готовила. Еле живая домой притащилась…
ДРОБЫШЕВ. Приведи Костю. У моего сына есть свой дом! И не смей его, как котёнка, подбрасывать к чужим дверям!
ГАЛИНА. Валь, ну чего ты завелся?.. Не сердись!.. Мне так хотелось побыть сегодня с тобой вдвоём. Я вот свитер тебе связала. Эксклюзив!.. Торопилась к этому дню. (Примеряет, осматривает мужа). Блеск. Хоть — на подиум. Нравится?
ДРОБЫШЕВ. Спасибо.
ГАЛИНА (целует мужа). Пойдём, а?
ДРОБЫШЕВ. Не могу. Обещал директору закончить.
ГАЛИНА. Конечно, ему ты помогаешь. А он тебе?.. Ты говорил с ним на счёт квартиры или ссуды на квартиру?
ДРОБЫШЕВ. Нет и не буду. Неудобно.
ГАЛИНА. А ему удобно тебя эксплуатировать?.. Его докторская, пусть сам и считает. Нашел ЭВМ!.. Сама к нему пойду.
ДРОБЫШЕВ. Посмей только!
ГАЛИНА. Так и будем в одной комнате ютиться? До пенсии?
ДРОБЫШЕВ. Я сам предложил помочь — раз, и делаю это с удовольствием — два. В третьих, нельзя из дружеской услуги извлекать пользу. Усвой, наконец. Пожалуйста.
ГАЛИНА. Тюфяк ты, Дробышев, всё-таки.
ДРОБЫШЕВ. Верное замечание.
ГАЛИНА. На что намекаешь?.. Что зря на мне женился?
ДРОБЫШЕВ. Займись лучше! (Суёт Галине книжку). Тебе понравится: про любовь.
ГАЛИНА (отшвыривает книгу). Всё воспитываешь?.. Надоело! Воспитатель нашёлся!.. Идиотка! Институт ради него бросила, от всех забот домашних освободила! На божничку поставила!.. А ты? Что ты сделал для семьи?.. Эту несчастную комнатёнку?.. Я её выдрала, а то бы так и жили в подвале. У ребёнка до сих пор нет роликов! А я хожу в драной искусственной шубе!
ДРОБЫШЕВ (стараясь перекричать). Возьми и купи!
ГАЛИНА. На какие «дифференциалы»?.. А эти твои бумажки (расшвыривает лежащую на столе рукопись) только на растопку годятся! Жалко, печки нету!
ДРОБЫШЕВ (пытается восстановить нарушенный порядок). Что, что я должен сделать, чтобы ты, наконец, успокоилась?
ГАЛИНА. Благотворительностью прекрати заниматься!..
ДРОБЫШЕВ. Что ты имеешь в виду?
ГАЛИНА. Деньги пора брать, деньги! Вон, круглоголовые, эти… хоккеисты, футболисты,  «новые русские»… Дипломы нужны, а извилин нет — выпрямились. Они любую сумму отстегнут, сделай только. У них этого сора — лопатой!.. Что смотришь?.. Каждый продаёт то, что может продать. Они — ноги и руки, ты — мозги.
ДРОБЫШЕВ. Ну, знаешь…
ГАЛИНА. Ах, мы святые!.. Оскорбились!.. Правильно мамка мне говорила: «Нахлебаешься с ним!»... Ни достать, ни гвоздя прибить! Всё в облаках витаешь. Совком был, совком и остался!  Да ты вокруг погляди: каждый крутится, как может, продают, перекупают, фирмы какие-то открывают, связи полезные заводят… А у тебя — никого и ничего, одни принципы! А знаешь, почему?.. Потому что все хотят жить! А жизнь, она и чёрная, и белая — полосатая. Святых нету!
ДРОБЫШЕВ. Высказалась?
ГАЛИНА. А Оленька твоя ненаглядная…
ДРОБЫШЕВ. Галина!
ГАЛИНА (продолжает). …хорошо устроилась! Денежки с тебя гребёт, а к сыну не подпускает. Как вор бегаешь к нему! Глазами-то не вращай, — знаю! Когда она в командировку уезжает, старуха вам свидания устраивает. Вот бы Олька узнала — взбесилась!
ДРОБЫШЕВ. Замолчи!
ГАЛИНА. Только никакие твои самолеты-вертолеты не помогут! Которые ты мальчишке каждый раз таскаешь! Как был ты для него «дядя Валя», так и останешься!     
ДРОБЫШЕВ. Тебя это не касается.
ГАЛИНА. Зато тебя касается. Может, он и не твой вовсе?.. Оленька тогда целый месяц плавала с этой «поликлиникой». А там такие «орлы» гнездились — ого!
       
       Дробышев даёт пощечину Галине.
       
Прости меня! Прости! (Соскальзывает к ногам мужа).
ДРОБЫШЕВ. Прекрати комедию! (Пытается её поднять, но Галина изгибается  и оказывается в его объятиях).
ГАЛИНА. Жутко тебя ревную!.. Никому не отдам!.. (Целует Дробышева). Знаешь, я ужасно радовалась, когда ты из института ушёл… Там студенточки тебе проходу бы не дали! Знаю этих шлюшек! Сделают круглые глаза, вроде бы лекцию слушают, а сами воображают, как сексом с тобой занимаются.
ДРОБЫШЕВ. Не болтай глупости.
ГАЛИНА (не отпускает от себя). Знаешь, какой сегодня день?.. (Подсказывает). Шесть лет назад… ты… читал нам… первую лекцию.
ДРОБЫШЕВ. Ну, читал, и что?
ГАЛИНА. Я даже помню, как она называлась: «Колебательные системы». И меня, как током в сто ампер — шарах! Ни с того, ни с сего: ОН!.. И всё, вырубилась. И до сих пор.
ДРОБЫШЕВ (растроган). Нашла праздник.
ГАЛИНА. Нашла… (Целует Дробышева). Я, наверное, больная: каждую минуту… хочу тебя… (Поцелуй). Тебе хорошо со мной? Хорошо?.. (Поцелуй).
       
       В прихожей звенит звонок.
       
Пусть они все сдохнут! Не ходи. Нас дома нет!
       
       Звонок.  Дробышев поднялся, вышел. Возвращается вместе с ФЕДОРОМ.
       
ГАЛИНА (вскочила). Ой!.. (Пытается привести себя в порядок).
ФЕДОР. Я не во время?.. Здравствуйте.
ГАЛИНА (смеётся). Проходите. Мы тут… гимнастикой занимались. Восточные единоборства. (Смеётся). Валя, приглашай. Я сейчас. (Убегает).
       
       Пауза.
       
ДРОБЫШЕВ. Чем обязан?
ФЕДОР. Значит, вот здесь и живёшь?
ДРОБЫШЕВ. Живу, как видишь.
ФЕДОР (подбирает с пола разбросанные бумаги). Трудишься?
ДРОБЫШЕВ (отбирает бумаги). Немного.
ФЕДОР. Вернулся к диссертации?
ДРОБЫШЕВ. И думать забыл. Производство, друг мой Федор, рассматривает человека в несколько ином ракурсе.
ФЕДОР. Ну, старик… Сам на себя пиши анонимку. Уйти перед самой защитой!.. Всё бросить…
ДРОБЫШЕВ. Тебе не понять.
ФЕДОР. Где уж нам уж выйти замуж…
ДРОБЫШЕВ. Ты зачем пришёл?
ФЕДОР. Старик… вот моя рука. Глупо всё как-то вышло. Я не оправдываюсь, но ты… такую восьмёрку нарисовал!..
ДРОБЫШЕВ. В чём я был не прав?
ФЕДОР. Не ершись. Забудем.
ДРОБЫШЕВ. Что конкретно?
ФЕДОР. Может, обойдёмся без эксгумации?.. Я пришел не за этим.
ДРОБЫШЕВ. Нет. Поставим, наконец, точку.
ФЕДОР. Лады. С твоим уходом пришлось закрыть тему. Очень перспективную, сам знаешь. Там бы вылупилась ещё не одна диссертация.
ДРОБЫШЕВ. Общество, следовательно, пострадало?
ФЕДОР (не желая замечать насмешку). Да, пострадало. К слову, москвичи за аналогичную разработку получили премию, весьма приличную. А могла быть нашей. Ты был тогда первый! Твоя монография, должен заметить, самая серьёзная работа в этой области, до сих пор. Все на неё ссылаются, как на первоисточник. Да… Ты мог бы стать фигурой, Валька.
ДРОБЫШЕВ. Не преувеличивай размеры бедствия.
ФЕДОР. Конечно, что упало… А Ольга…
ДРОБЫШЕВ. Давай без мишуры. Ваши цветочки… «ко дню парижской коммуны»…
ФЕДОР (перебивает). Она сама никого не хотела видеть!
ДРОБЫШЕВ. Даже тебя? Верного рыцаря?
ФЕДОР. Ольга не хотела становиться между тобой и ребятами.
ДРОБЫШЕВ. Не то… Знаешь, чего вы не могли мне простить?
ФЕДОР. Любопытно.
ДРОБЫШЕВ. Послушай байку. На одной планете жил народ, очень красивый. По крайней мере, они так считали. И вот представь, у правителя родилась дочь. Но девчонка была так уродлива, что люди опускали глаза. Несчастный отец приказал спрятать все зеркала, чтобы она не могла увидеть себя и узнать о своём несчастье. И вот на эту планету прилетела «тарелка». И вышел из неё инопланетянин, принц с другой планеты. Но бедняга был так же ужасен, как и местная принцесса. Эти двое влюбились друг в друга с первого взгляда, и принц увёз подругу на родину. А по дороге он отправил домой сообщение, что посетил землю, которую населяют уродцы, и лишь одна среди них прекрасна — его невеста…
ФЕДОР. Не понял фольклор.
ДРОБЫШЕВ. Уродство считалось нормой и даже выдавалось за совершенство. Соображаешь?
ФЕДОР. Только давай не будем брать на себя чужие функции. Общество справится и без нас, выработает себе мораль. А наше дело солдатское: под козырёк — и вперёд!
ДРОБЫШЕВ. Федя, Федя… Ты всё прекрасно понял. С общественной моралью у нас просто — блеск!  Она, как парадный костюм: его напяливают, когда выходят в общество. А что под ним — неважно: чистая рубашка или, так сказать, голое тело. Это никого не интересует. Лишь бы ритуал соблюден был, общепринятый порядок не нарушался.
ФЕДОР (заводится). Порядок — это хорошо. Мне нравится порядок. Что ты имеешь против него?  
ДРОБЫШЕВ. Я хочу сказать, что у каждого есть ещё своя мораль, родненькая, удобная, которая и под мышками не жмёт, и горло не давит. И вот эту одежку мы эксплуатируем на полную катушку! Как душе угодно, как живот просит. А прохудилась — быстренько заплаточку из самокритики, дала трещину — пластырь из позднего раскаяния — и валяй, шуруй дальше! Никто не остановит, зелёный свет! Потому что каждый знает: завтра такой же грешок простят тебе. А Дробышев попёр против движения — и под колеса общественного мнения: «Пшёл вон, негодник!»
ФЕДОР. Умиляешься?.. Какой ты чистый и красивый? И в душе «икебана»? А за чей счёт?
ДРОБЫШЕВ. То есть?
ФЕДОР. Ольга одна. Сын без отца. Мать поседела. Это, старичок, плохо пахнет.
ДРОБЫШЕВ. А красть и при этом делать морду именинника — что?
ФЕДОР. На востоке говорят: «Обворован лишь тот, кому об этом сказали». Вот и спроси любого, хочет он знать правду?.. Девять из десяти скажет — нет!
ДРОБЫШЕВ. Потому что ханжество у нас в крови. В генах!  
ФЕДОР. Потому что есть обязанности, долг, а есть ещё человек. Со своими комплексами и слабостями. Со своей психологией и физиологией.
ДРОБЫШЕВ. Святых нет?
ФЕДОР. Знаешь что?.. Ты вот передо мной изгаляешься, а на стене ведь — следы!.. Сорок третьего размера. Не твои?
ДРОБЫШЕВ. Полюбоваться пришёл?.. Должен тебя огорчить: не сбылось, увы, твоё пророчество.
ФЕДОР. Рай в шалаше, следовательно?
ДРОБЫШЕВ. Ты зачем пришёл?
       
       Входит ГАЛИНА, на ней длинное платье. Она вкатывает сервированный столик с закусками, водкой, шампанским.
       
ГАЛИНА. А вот и я, мальчики.
ФЕДОР (собирается уйти). Может, всё-таки заглянешь в институт, Дробышев?
ГАЛИНА. Нет-нет-нет! Мы вас не отпустим! Федор?..
ФЕДОР. Просто — Федор.
ГАЛИНА. Не отпустим, Феденька, даже не думайте! Такой редкий гость! Валюшка!..
ДРОБЫШЕВ. В самом деле, оставайся.
ГАЛИНА (испытующе смотрит на мужчин). Вы что?.. Ох, уж эти мужики! На минуту нельзя оставить. Сразу — дискуссии!.. (Вручает Федору и Дробышеву по бутылке). Поработайте лучше. Раньше мужики на охоту ходили, дрова кололи, а сейчас только и осталось — бутылки открывать. (Стрельнула глазами). Да ещё кой-чего делать.
ДРОБЫШЕВ. Не выступай.
ГАЛИНА. Не правда, что ли? Сейчас чего только на бабу ни повесили! И государством управляй, и в космос летай, дом веди, детей воспитывай… А ещё надо днём быть «бизнес-вумен», а ночью «секс-бомбой». Какое здоровье надо иметь?
ФЕДОР. Жалуетесь?
ГАЛИНА. Я?.. Боже сохрани. У меня первый разряд по… многоборью.
ДРОБЫШЕВ (наполняет бокалы). За встречу?
       
       Чокнулись, выпили, впрочем, без воодушевления.
       
ГАЛИНА. Феденька, мясо, мясо берите. Надеюсь, вы не вегетарианец?
ДРОБЫШЕВ. Галина уверена, что настоящий мужик должен есть мясо.
ГАЛИНА. Ясное дело: от крахмала только воротнички стоят.
ФЕДОР (смеётся). В таком случае, положите. Спасибо.
ДРОБЫШЕВ. Ещё по одной? (Наливает, ему хочется напиться).
ФЕДОР. Темп…
ДРОБЫШЕВ. Как знаешь. (Пьёт один).
ГАЛИНА. А мы рыжие?.. Давайте, Феденька! Чтоб раскрепоститься… Я хочу вам понравиться, платье специально для вас надела. Из французского бутика. Нравится?
ФЕДОР. Красивое платье.
ГАЛИНА (Дробышеву). Он всегда такой стеснительный?
ДРОБЫШЕВ. Он у нас молодец!..
ГАЛИНА. Как интересно!.. (Федору). Выпьем на блудершляфен?
ДРОБЫШЕВ. На брудершафт. «Шляфен» по-немецки «постель».
ГАЛИНА. Да?.. (Смеётся). Один чёрт! (Чокается с Федором и подставляет ему губы). В губы, в губы! В щеку не считается! (Дробышеву). А ты не ревнуй! К другу ревновать нельзя. (Смеётся). Валька, дай гитару!
ФЕДОР. Вы… ты поёшь?
ГАЛИНА. Пою, Феденька. И пою, и пляшу, и шью, и варю, и мальчиков люблю. Всё умею!
ДРОБЫШЕВ. Не выступай.
ГАЛИНА. Ах, ты мой миленький! (Чмокает Дробышева). Ну, что вам спеть, мальчики?.. (Поёт). «Любимая! — привычно говорю, «любимая», — привычно повторяю. Еще не замечая, что теряю, я словом драгоценнейшим сорю…»
ДРОБЫШЕВ (он уже основательно пьян). У меня есть тост.
ФЕДОР. Старик, таймаут.
ДРОБЫШЕВ. Никаких!.. Сейчас выпьем за счастье. Назым, который Хикмет, сказал: «Счастье — это когда утром хочется идти на работу, а вечером — домой». (Федору). Что в этом плохого?.. А?.. (Кричит). Я с ней мужиком стал! Мужиком!.. (Тянется к бутылке).
ФЕДОР (отнимает бутылку). Не понимаю, когда ты успел…
ДРОБЫШЕВ. А вот она понимает!.. Шесть лет назад увидела меня — и амба! И до сих пор — в огонь, и в воду!.. Да, Галка? Полезешь в воду?.. А в трубу в медную?..
ГАЛИНА. Полезу. Уймись.
ДРОБЫШЕВ. Статьи… для меня… переводит. С аглицкого. Во!.. И Достоевского добьём, да, Галка? Добьём? За три сеанса?
ГАЛИНА (Федору). Это он на «Преступление…» намекает. Я стираю, а он мне вслух читает.
ДРОБЫШЕВ. Слово?
ГАЛИНА. Слово. Отстань. (Включает магнитофон, звучит модный шлягер). Попляшем, Феденька?
ДРОБЫШЕВ. Нет, пусть выпьет!
ГАЛИНА (увлекает Федора танцевать). Не обращай внимания. С ним бывает: заведется ни с того, ни с сего…
       
       Галина и Федор танцуют. Дробышев пьёт один. Начинает громко петь, стараясь перекричать шлягер: «Броня крепка, и танки наши быстры…» В прихожей — звонок.
       
Дробышев, открой! Звонок!..
       
       Дробышев выходит в прихожую, открывает. Пришла ЛЮБА.
       
ЛЮБА. Добрый вечер.
ДРОБЫШЕВ. Кто пришёл!.. (Церемонно кланяется). Приветствую вас, уважаемая Любовь Борисовна!
ЛЮБА. Извините, Галя дома?
ДРОБЫШЕВ. Костя?
ЛЮБА. Нет, нет! Не волнуйтесь: его увела мама Саши Иванова. Галя договорилась, вот они его и взяли из садика. Вы знаете, конечно?
ДРОБЫШЕВ. Извещён. (Снова церемонный  поклон).
ЛЮБА. Вообще-то я зашла не поэтому… (Прислушивается к музыке и смеху). У вас гости. Извините.
ДРОБЫШЕВ. Небольшой приём в честь бывшего друга. Приглашаю.
ЛЮБА. Спасибо. Бегу на занятия: последняя сессия на носу.
ДРОБЫШЕВ. А если я попрошу?
ЛЮБА. Честное слово, не могу!.. Передайте Гале, пожалуйста. (Передаёт Дробышеву пакет).
ДРОБЫШЕВ. Смотреть можно? Не взорвусь?
       
       Люба ответить не успевает, выбегает ГАЛИНА.
       
ГАЛИНА. Кто пришёл?.. Любочка?.. Привет. Ты… что?
ЛЮБА (Галине). Меня завтра не будет: поеду к своим в деревню, поэтому сегодня занесла. Тебе же к понедельнику нужно?
ГАЛИНА (заметив, что Дробышев собирается развернуть пакет, отбирает его). Куда?.. Не твоё, дай сюда!.. Спасибо, Любочка.
ЛЮБА. Там есть специальные термины, я не нашла…
ГАЛИНА (перебивает). Ничего, разберусь.
ДРОБЫШЕВ. Секреты?.. Хочу знать!
ГАЛИНА (подмигивает Любе). Выкройки она мне принесла. Мини-бикини в стиле «ретро». Ну?..
ДРОБЫШЕВ. Оч-чень любопытно.
ГАЛИНА. Ладно тебе!.. (Любе). Наташка забрала Костю?
ЛЮБА. Да. Правда, он не слишком охотно пошёл…
ГАЛИНА. А!.. Капризы!..
       
       Из комнаты выглядывает ФЕДОР.
       
ФЕДОР. Куда все пропали? Я протестую! Бросили, понимаешь…
ГАЛИНА. Феденька, один момент!.. (Любе). Извини, у нас гости.
ЛЮБА. Мне тоже некогда. До свиданья.
ГАЛИНА (увидев, что Дробышев надевает пальто). А ты куда?
ДРОБЫШЕВ (сосредоточенно). Константин должен ночевать дома.
ГАЛИНА. Всё, заклинило. Ну, иди, иди, проветрись. (Любе). Чао, Любочка. За «это» (имея в виду пакет) спасибо. Выручила!
       
       Люба уходит первой, следом — Дробышев.
       
(Вслед Дробышеву). Застегнись, продует!.. (Федору). Как ребёнок. Ну?.. Вздрогнем?.. (Смеётся, увлекает Федора в комнату).
       
       На улице ДРОБЫШЕВ догоняет ЛЮБУ.
       
ДРОБЫШЕВ. Следовательно, будете делать людей красивыми?
ЛЮБА. Это уж как получится. Во всяком случае, буду стараться.
ДРОБЫШЕВ. Сразу оговариваете право на брак?.. Браво!
ЛЮБА. Но ведь они будут у меня всего три года, а потом их придется отдать. И в какие они попадут руки, неизвестно, и что будет с ними потом — тоже.
ДРОБЫШЕВ. С мини-бикини?
ЛЮБА. Что?.. (Смеётся). Думаете, я модельер?.. Учитель начальных классов. Педагогический. Последний курс.
ДРОБЫШЕВ. Значит, мини-бикини для первоклассников?
ЛЮБА. Нет, Галя пошутила. В пакете — перевод статьи.
ДРОБЫШЕВ. Какой статьи?
ЛЮБА. Ну, там что-то… протоны, нейтроны… Вы, наверное, лучше знаете: по её специальности.
ДРОБЫШЕВ. Протоны?.. По её специальности?.. (Начинает хохотать). Извините, Люба. Это… хмель… выходит… И давно?
ЛЮБА. Перевожу?.. С тех пор, как ваш Костя у меня в группе. Два года. А что, Галя жаловалась?
ДРОБЫШЕВ. Ещё бы ей жаловаться.
ЛЮБА. Там часто попадаются специальные термины, в словаре нет, и получается, наверное, ахинея…
ДРОБЫШЕВ. Зачем вы это делаете? Она просила?
ЛЮБА. Ничего страшного, уверяю вас. Я же более свободна, а языки вообще мне нравятся. Сначала я даже хотела на «иняз» поступать.
ДРОБЫШЕВ. Ах, Люба, Люба…
ЛЮБА (что-то в голосе Дробышева насторожило её). Вы расстроились? Почему?
ДРОБЫШЕВ (дурашливо). Никогда!.. Вы боитесь?
ЛЮБА. Чего?
ДРОБЫШЕВ. Идёте со старым, пьяным мужиком… Увидит жених. Или муж.
ЛЮБА. У меня никого нет.
ДРОБЫШЕВ. Не может быть. (Долго смотрит на Любу). Когда я прихожу за Костей, вы… никогда ко мне не подходите. Избегаете?
ЛЮБА. Вы… Вам показалось.
ДРОБЫШЕВ (развязно). Я вам нравлюсь.
       
       Люба делает попытку убежать.
       
(Заступает дорогу). Я без вас пропаду!.. За мной надо присматривать. Вы же альтруист! Или тоже — только на словах?.. Сейчас начну буянить и попаду в полицию!.. (Начинает намеренно громко петь). Родина вам не простит, учтите. И Галина тоже.
ЛЮБА. Зачем вы… так?
ДРОБЫШЕВ. Простите… За мной действительно сегодня надо приглядвать. Простите!
ЛЮБА. Хотите, я пойду с вами за Костей?
ДРОБЫШЕВ. Хочу.
       
       Снова — квартира Дробышевых. ГАЛИНА и ФЕДОР танцуют.
       
ГАЛИНА. Ах, как кружится голова, как голова кружится!.. (Падает на диван). Феденька, не в службу, а в дружбу — подай водички.
ФЕДОР (дурачась). Плииз, миледи.
ГАЛИНА (задерживает руку Федора). Сердце колотится… Слышишь?.. Перепила, наверное. Или влюбилась. А?
ФЕДОР. Скорее, первое.
ГАЛИНА. А вдруг — второе?.. Поцелуй, тебе же хочется. (Федор склоняется и опасливо касается щеки). Да не так, обалдуй!..
ФЕДОР. Галочка…
ГАЛИНА (хохочет, вскакивает). Я пошутила! Проверить хотела, настоящий ты Вальке друг или нет. Молодец, Феденька, устоял!  (Передразнивает). Га-алочка...
ФЕДОР. Чёрт знает что! (Закуривает).
ГАЛИНА. А никотин — яд. (Отбирает сигарету, делает несколько затяжек и отдаёт Федору). Ты зачем пришёл?
ФЕДОР. Мм… Соскучился.
ГАЛИНА. Надо же!.. (Смеётся). Обратно звать пришёл?
ФЕДОР. Хотел потолковать с Валькой кое о чём.
ГАЛИНА. А ты поговори со мной. Вдруг помогу.
ФЕДОР. Понимаешь… У нас снова разворачиваются работы по его профилю…
ГАЛИНА. Карла, значит, потребовался.
ФЕДОР. Галочка, зря…
ГАЛИНА. Сколько?
ФЕДОР. Старшего научного пока… нельзя: он без степени, но…
ГАЛИНА. Сделай тёте ручкой.
ФЕДОР. Это временно, и я обещаю…
ГАЛИНА. Три «куска» имеешь? А в «конверте» сколько?
ФЕДОР. Какое отношение…
ГАЛИНА. И холостой, точно?.. И сиди!.. Жрать надо? Одеваться надо?.. Квартиру обставить надо? И так — сарай, пригласить людей стыдно! А с родителей тянуть — это совсем уж совесть потерять! Им ещё двоих мальчишек поднимать, а работает один папка. По двенадцать часов баранку крутит. Тоже, знаешь, маленькое удовольствие. Один геморрой. То алкаши салон облюют, то братки наедут — плати оброк, если хочешь жить.
ФЕДОР. Но Валька — ученый, пойми!.. Его место — в институте, а не в заводском цехе!
ГАЛИНА. На производстве тоже умных дефицит. Не затеряется.
ФЕДОР. Он же спит и видит — вернуться! Уверен!
ГАЛИНА. Какие сны ему смотреть, это моя забота.
ФЕДОР. Валька и так потерял столько времени! Сейчас он был бы уже доктором!    
ГАЛИНА. Неужели? А почему, не знаешь?.. Я тебе расскажу. Помнишь, рождественский вечер? Мы с Валькой сели за столик, хоть бы один подошёл! Абстракцию устроили, чистенькие нашлись.
ФЕДОР (поправляет). Обструкцию.
ГАЛИНА. Фиг с ней!.. Шарахались, как от чесоточных. Так и просидели одни весь вечер. У Вальки такое лицо было, такое… Никогда не забуду. Потом тему стали зажимать, финансирование. Группу пошерстили, лучших работников перекупили. Словом, наплевали, куда могли.
ФЕДОР. Меня два года не было.
ГАЛИНА. Прошло пять. Где ты бы до сих пор? Где?
ФЕДОР. Я не оправдываюсь.
ГАЛИНА. Нет, ты скажи, по какому праву они вмешиваются?.. Может, надо разрешение у них брать, с кем спать?.. А нам хорошо вместе! Божественно!.. И он ни о чё не жалеет!
ФЕДОР. Галя, Галочка… Надо всё-таки убедить Вальку вернуться. Повторяю: он — учёный. По складу, по духу, таких, как он, единицы… Ты же умная женщина…
ГАЛИНА. Сразу умной стала?.. Думаешь, не заметила, как ты за наше счастье выпить отказался? Чунька я для него?.. Обструкцию с абстракцией  перепутала? Языков не знаю? Достоевского терпеть не могу, этого психа замогильного?.. Так вот запомни и другим передай: Валька мне, как ребёнок. Никому не позволю его обидеть! Ни другу, ни врагу, ни матери, ни отцу. А вернётся он, если я захочу!.. (Неожиданно смеётся). Напугала тебя, Феденька? Не боись, я баба не вредная, даже говорят, ласковая. И дружить со мной можно. Хочешь со мной дружить?
ФЕДОР. Да… интересное кино.
ГАЛИНА Ага. (Берёт гитару и поёт негромко, задушевно). «Соан, Соан! Больная птица зовёт меня в глухую ночь. И мне не спится, не сидится, и не могу ничем помочь…»
       
       Возле дома Дробышевых. ЛЮБА одна, нетерпеливо поглядывает на часы, явно нервничает. Появляется ДРОБЫШЕВ.
       
ЛЮБА. Отвели?.. Всё в порядке?
ДРОБЫШЕВ. Никак не хотел, пострелёнок, идти домой: «Хочу с Люборисовной играть!» – и точка. Пришлось применить силовой приём… Как вы управляетесь со всей этой гвардией?
ЛЮБА. У меня практика большая. Сколько себя помню, всегда с кем-то нянчилась. Нас у мамы шестеро, я — старшая.
ДРОБЫШЕВ. Ого!.. Значит, педагогический — не случайно?
ЛЮБА. Просто не представляю, где бы я ещё могла учиться… И потом… я — эгоистка! Придёшь иногда усталая, взвинченная — облепят… Один залезет на колени, прильнёт, другой за руку тянет: «Люборисовна, я тебе дом построил из кубиков, посмотри!»… Третий лепечет: «Тише, Любочка, не плачь, не утонет в речке мяч…» И смотришь, отойдёт, отпустит, и снова улыбаешься. Так что вот — берегу нервы, здоровье сохраняю.
ДРОБЫШЕВ. А вас не пугает деревня?
ЛЮБА. Я же на вечернем, и, кроме того, теперь нет распределения.
ДРОБЫШЕВ. Да, я забыл. Ну, а если бы послали?
ЛЮБА. Поехала бы. Чего бояться?.. Радио, телевизор — в каждом доме. Книги, газеты?.. И это не проблема. Как говорится, «все свое ношу с собой». А люди — везде люди: поздороваешься, ответят, а нет — мимо пройдут. Как всюду.
ДРОБЫШЕВ. У вас, наверное, нет врагов.
ЛЮБА. Ой, да сколько угодно!
ДРОБЫШЕВ. Не верю. По-моему, вы сама доброта и великодушие.
ЛЮБА. Обман зрения. Я вредная. И упрямая. А потом всё относительно: для одного добро — добро, а для другого оно же — зло.
ДРОБЫШЕВ. И как поступить в этом случае?
ЛЮБА. Не знаю. Я не волшебник, я только учусь…
ДРОБЫШЕВ. Вы наверняка отличница.
ЛЮБА. Почему вы так решили?
ДРОБЫШЕВ. Вас глаза выдают.
ЛЮБА (не сразу). Вы сегодня неудачно шутите.
ДРОБЫШЕВ. Я снова сказал глупость? Извините. Но с вами… удивительно спокойно… Правда.
       
       Пауза.
       
ЛЮБА. Вас, наверное, дома потеряли.
ДРОБЫШЕВ. А вам надо идти на лекции.
ЛЮБА. Перепишу потом у девчонок. Можно ведь один раз сачкануть?
ДРОБЫШЕВ. Не стоит, Любушка. Бегите, ещё успеете.
ЛЮБА. Кажется, уже поздно.
ДРОБЫШЕВ. Попытайтесь хотя бы. Чтобы потом не пожалеть.
ЛЮБА. Костя всегда вас очень ждёт.
ДРОБЫШЕВ. Знаю.
ЛЮБА. Я бы сегодня не пришла, но он так плакал…
ДРОБЫШЕВ. Спасибо вам. За всё.
ЛЮБА. До свиданья!.. (Уходит).
       
       Дробышев закуривает. Появляется ФЕДОР. Он молча присоединяется к Дробышеву, тоже закуривает. Звучит романс, который пела Галина: «А где искать её, не знаю, тяжёлой чащей путь закрыт. Но словно просека сквозная, летит ко мне гортанный крик…»
       
ДРОБЫШЕВ. Галина послала?
ФЕДОР. Волнуется, не заблудился ли.
ДРОБЫШЕВ. Крепость моя.
ФЕДОР. Слушай, старик, возвращайся.
ДРОБЫШЕВ. Поздно.
ФЕДОР. У меня проблемная лаборатория. Сейчас, слава тебе, Господи, вектор опять на фундаментальную науку поворачивается. Дам тебе толковых ребят — и вперёд! Через полгода заказывай банкет… С «бабками» тоже уладим, обещаю.
ДРОБЫШЕВ. Что так горячо?
ФЕДОР. Я у тебя в долгу.
ДРОБЫШЕВ. Не терзайся. Тебя два года не было.
ФЕДОР. Прошло пять… Валька, то, что ты делаешь… Восемь часов тянешь лямку на заводе, кропаешь чужие диссертации — работаешь на «дядю». Галина говорит, по вечерам вместо кроссвордов… берёшь интегралы...
ДРОБЫШЕВ. Иначе бы извилины выпрямились.
ФЕДОР. Ну, нельзя так, слушай! Возвращайся!
ДРОБЫШЕВ. Боюсь. Кураж потерял. Знаешь, если один раз сорвался из-под купола, потом уже трудно решиться туда подняться…
ФЕДОР. Ты должен подняться, Валька.
ДРОБЫШЕВ (не сразу). Думаешь, стоит попытаться?
       
       Картина третья.
         
       Прошло ещё два года. Сквер. Конец апреля. Кого-то ждёт ДРОБЫШЕВ. Увидев женскую фигуру, поспешно наклоняется, возится со шнурками. Появляется ЛЮБА. Когда она оказывается рядом, Дробышев вскакивает.
       
ДРОБЫШЕВ. Любовь Борисовна! Какая неожиданность!
ЛЮБА. Действительно.
ДРОБЫШЕВ. А я как раз собирался в школу: узнать, как учится мой Константин.
ЛЮБА. Ежедневный контроль — очень похвально. На ближайшем родительском собрании поставлю вас в пример.
ДРОБЫШЕВ. Я не тщеславен. Мне достаточно вашего поощрения.
ЛЮБА. Например?
ДРОБЫШЕВ. Приглашения в гости.
ЛЮБА. А говорите, не тщеславен. Это — нобелевская!
ДРОБЫШЕВ (обнимает). Любушка моя.
ЛЮБА (отпрянула). Валя, не надо меня встречать. Правда, не надо!
ДРОБЫШЕВ. Опять?.. Ты плохо спала? Плакала?
ЛЮБА. Читала.
ДРОБЫШЕВ. Сказки.
ЛЮБА. Как ты догадался?
       
       Дробышев смеётся.
       
ЛЮБА (обиженно). Я готовилась к классному часу. И вообще… мне нравятся сказки!
ДРОБЫШЕВ. Счастливый конец, добро всегда побеждает зло, любящие соединяются…
ЛЮБА. И совсем не поэтому. Там все четко: вражда — честная, бой — открытый, добро — без оговорок.
ДРОБЫШЕВ. Без нюансов.
ЛЮБА. И всё обнажено: человеческие пороки и достоинства… Народные сказки — гениальный учебник нравственности. Азбука.
ДРОБЫШЕВ. Кошмар!
ЛЮБА. Не смейся, я серьезно. Они понятны и старому, и малому. А знаешь, почему?.. В них главное – эмоции. Сначала — обращение к чувству, потом — к разуму. И потом – опять к чувству. Универсальный рычаг. Понимаешь?
ДРОБЫШЕВ. Понимаю, что снова мучила себя.
ЛЮБА. Нам не следует больше видеться.
ДРОБЫШЕВ. Люба!..
ЛЮБА. Нам нельзя больше встречаться!
ДРОБЫШЕВ. Да мы и не встречаемся!.. Полгода за ручку ходим!.. Я тебя и не целовал ещё… по-настоящему.
ЛЮБА. У тебя мешки под глазами. Работал ночью?
ДРОБЫШЕВ. Пил.
ЛЮБА. Опять?
ДРОБЫШЕВ. Мне плохо там, Люба.
ЛЮБА. Знаю.
ДРОБЫШЕВ. Мне плохо без тебя.
ЛЮБА. И я не могу без тебя! Не могу… Если бы ты сегодня не пришёл, к вам бы побежала узнать, что с тобой… Видела сон, будто разрубили тебя, как Иван-церевича, на кусочки, а у меня живой воды нет. Я — в магазин. Кончилась, говорят, и до конца квартала не будет. Я — в слёзы, и слёзы не помогли.
ДРОБЫШЕВ. Надо было не слёзы лить, а бутылку дать. Универсальный рычаг, уверяю.
ЛЮБА. И без нюансов.
ДРОБЫШЕВ. Точно. Дык, я ожил, али нет?
ЛЮБА. Я проснулась.
ДРОБЫШЕВ. Знаешь, чего больше всего хочу?.. Увидеть твоё пробуждение, самый первый миг…
ЛЮБА. Ты сентиментален, Валентин Васильевич.
ДРОБЫШЕВ. Я вообще тупею в твоём присутствии. Просто физически ощущаю.
ЛЮБА. А без меня?
ДРОБЫШЕВ (обиженно). На этой неделе, между прочим, закончу третью главу.
ЛЮБА. Итог двух лет?
ДРОБЫШЕВ. Не забывай, у меня ещё Договор с капиталистами, а у них разговор простой: утром — стулья, вечером — деньги.
ЛЮБА (продолжает). И ещё – лекции в университете, уроки в спецшколе, и тэ дэ и тэ пэ…
ДРОБЫШЕВ (полушутя). А детей кто будет кормить?
ЛЮБА. Мне трудно судить: своих нет. Но это… подёнщина, Валя. Извини.
ДРОБЫШЕВ. Не ругай меня. Хоть ты… Всё не так просто, Люба. Я начал, можно сказать, с нуля. Это тяжело, морально тяжело. Все мои товарищи, сверстники — доктора, ректоры институтов, директора крупных фирм, академики… Я среди них, как второгодник… И не каждый умеет и хочет скрывать своё превосходство. Даже Федор… Всегда был в фарватере, в рот заглядывал, а теперь я пользуюсь… его милостями. Но я поднимусь! Вот увидишь! Ты ещё будешь гордиться мной. Я завалю тебя званиями, дипломами, премиями!
ЛЮБА. И цветами.
ДРОБЫШЕВ. Розами и королевскими ирисами.
ЛЮБА. Какой же ты хвастунишка!
ДРОБЫШЕВ. Хочу завоевать тебя.
ЛЮБА. Зачем тратить силы? Крепость давно пала…
ДРОБЫШЕВ. Тебе всё равно, кто я?
ЛЮБА. Он безнадежно глуп… Важно, какой ты.
ДРОБЫШЕВ. А какой я?
ЛЮБА. Хороший.
ДРОБЫШЕВ. Ещё какой?
ЛЮБА. Нежный.
ДРОБЫШЕВ. Ещё?
ЛЮБА. Любимый.
ДРОБЫШЕВ. Люба, Любушка… За что?.. За что?.. (Обнимает, целует, Люба отвечает).
ЛЮБА. Я сразу влюбилась, как увидела… До безобразия, как кошка.
ДРОБЫШЕВ. Я такой урод… Старый, облезлый…
ЛЮБА (закрывает ему рот рукой). Красавец. Принц. Секс-символ.
ДРОБЫШЕВ. И поэтому сбежала на другую планету?
ЛЮБА. Сбежала. В деревню. Испугалась, хотела забыть. Чуть замуж там не выскочила. Один дальнобойщик всё гудел под окнами, покататься приглашал.
ДРОБЫШЕВ. И что же?
ЛЮБА. Прогнала. Очень уж громко гудел. И потом… как представила…
ДРОБЫШЕВ. Ну, и дурище… В жизни такой не видел!.. (Снова начинает целовать Любу, она отбивается).
ЛЮБА. А тут… когда увидела твоего Костю… в классе…
ДРОБЫШЕВ. Снова захотелось рвануть?.. Ишь, спринтер какой!.. Но теперь всё, отбегалась. Я приду сегодня.
ЛЮБА (пытается освободиться от объятий). Нет!
ДРОБЫШЕВ. Мы нужны друг другу, Любушка. А ты для меня… как вода живая для Ивана, то бишь, царевича.
ЛЮБА. Нельзя нам!
ДРОБЫШЕВ. Я приду.
       
       Люба качает головой.
       
Тебя Бог накажет!
ЛЮБА. Меня уже нет… (Убегает).
       
       На последних репликах появляется ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Она видела свидание сына с Любой.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Валя!..
ДРОБЫШЕВ. Мама?.. Доброе утро. Что ты здесь делаешь?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Это я хочу спросить, что ты делаешь здесь.
ДРОБЫШЕВ. Костю провожал. Садись, рядышком, подыши. (Усаживает мать). Смотри, почки набухли, вот-вот листочки брызнут! Хорошо…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Настроение у тебя, гляжу, как на Пасху.
ДРОБЫШЕВ. Это плохо?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Хорошо-то хорошо, да кабы потом не заплакать.
ДРОБЫШЕВ. Ты о чём?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Алешка всё спрашивает о тебе.
ДРОБЫШЕВ. Я там… авиаконструктор ему купил. Ты бы зашла как-нибудь, забрала.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. А сам — что же? Адрес забыл?
ДРОБЫШЕВ. Ни к чему это. Ольга права: лишняя травма.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Да ты отец ему!
ДРОБЫШЕВ. Какой я отец — дядя Валя. Не могу я, мама, когда мой собственный сын меня «дядей» зовёт!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Потребуй!.. У тебя все права! Не может она лишать отца — сына, а сына — отца!
ДРОБЫШЕВ. Какие права?.. Нет у меня никаких прав! Потерял. Семь лет назад, в ту «волшебную» новогоднюю ночь…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Чужой ты стал совсем, Валя.
ДРОБЫШЕВ. Ну, что ты, мама… Расскажи, как живёте. Что нового?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Господи, за что мне такая кара!..
       
       Картина четвёртая.
         
       Квартира Дробышевых. Вечер. Звучит тихая музыка. ГАЛИНА уютно устроилась в кресле у торшера, делает маникюр. В передней — звонок. Галина спешит открыть дверь. Пришёл ФЕДОР.
       
ФЕДОР. Разрешите заглянуть на огонёк?
ГАЛИНА. Феденька!.. Проходи, солнышко.
       
       Федор церемонно целует Галине руку, снимает плащ, проходит, осматривается.
       
ФЕДОР. Ну, как вы тут?.. Вижу, обжились. Хозяйка довольна?
ГАЛИНА. Кухня маловата: в бёдрах жмёт.
ФЕДОР (слегка погладил прелести Галины). Худеть надо, матушка, худеть.
ГАЛИНА. Может, лучше расширяться? (Имеёт в виду квартиру).
ФЕДОР. Не всё сразу, лапуня! И так пришлось повоевать за вас. До сих пор бока болят.
ГАЛИНА. Придётся полечить. (Достаёт бутылку вина, два бокала). Не возражаешь?
ФЕДОР. Волшебница.
ГАЛИНА (накрывает стол). Закусишь?
ФЕДОР. Из твоих рук…
ГАЛИНА. Подхалим.
ФЕДОР. Валентин где?
ГАЛИНА. В библиотеку отпросился.
ФЕДОР (оглядывает накрытый стол). Ты и мужа так встречаешь?
ГАЛИНА. Завсегда. Мужика надо кормить, поить и гулять водить. (Смеётся). И всегда досыта!
ФЕДОР. Гениальный рецепт.
ГАЛИНА. Ты почему не женишься?
ФЕДОР. Я гурмэ. Как сказал Оскар Уайльд, запросы у меня самые скромные: мне достаточно самого лучшего.
ГАЛИНА. Ой, Клименко, нарвёшься!
ФЕДОР. Исключено. Один раз была осечка — на заре туманной юности. С тех пор соблюдаю технику безопасности.
ГАЛИНА. Всё шутишь?
ФЕДОР. Как захочешь…
ГАЛИНА. А если захочу?
ФЕДОР. Галочка!..
ГАЛИНА. Полегче на поворотах!.. (Угощает). Налегай, Феденька, заряжай аккумуляторы. (Наполняет бокалы). Сама настаивала, брусничка. Оцени.
ФЕДОР (пригубляет настойку). Мм.. Икебана. А ты что же?.. (Дурачась). Давай на блудершляфен.
ГАЛИНА (поправляет). На брудершафт. Пили уже. (Но все-таки пьёт и снова наливает Федору). Не стесняйся. Что там у вас новенького?
ФЕДОР. «Подкожные» сейчас раскидывали. Которые из гранта урвали.
ГАЛИНА. Дробышева-то не забыли?
ФЕДОР. Обижаешь.
ГАЛИНА. Кто вас знает. Один с сошкой, семеро — с ложкой.
ФЕДОР (развалился в кресле). До чего хорошо…
ГАЛИНА. Уработался?
ФЕДОР. Не говори… Сегодня битых пять часов толковал с аспирантом. Разбирали замечания оппонентов. Ну, тупой!..
ГАЛИНА. Выгнал бы давно.
ФЕДОР. Не права ты, матушка. Этот дядя — фирмач. У него «бабки», связи, а нам с Валькой нужны инвестиции, чтобы обеспечить светлое будущее нашему общему «дитяте». Сечёшь?
ГАЛИНА. Так может, «междусобойчик» организовать? Только скажи.
ФЕДОР. С этим погодим, а вот завтра Дробышев пусть посидит тихо. И принципиальность свою в карман спрячет. После защиты — пожалуйста! Ближний бой, нокдаун, нокаут, но… в кулуарах, так сказать.
ГАЛИНА. Будет сделано.
ФЕДОР. Пропаду без тебя. (Целует Галине руку с тыльной стороны).
ГАЛИНА. Ну, ну!..
ФЕДОР. Спой мне.
ГАЛИНА. Заказывай.
ФЕДОР. К настроению.
ГАЛИНА (берёт несколько аккордов, поёт). Немножко люблю, немножко боюсь, немножко хочу другого… Эту?
       
       В прихожей — звонок.

Странно… (Выходит в коридор. Нарочито громко). Что это вы так поздно?.. Раздевайтесь, проходите. (Возвращается первой, делает Федору знаки, чтобы тот спрятал бутылку).
       
       Федор успевает спрятать бутылку, но бокалы остались на столе. Входит ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА, заметила следы пиршества.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Шла мимо, вижу свет. Дай, думаю, загляну, навещу детей и внука.
ГАЛИНА. Да он спит давно.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (делает вид, что только что заметила Федора) .Федя?.. Здравствуйте, вот не ожидала.
ФЕДОР. Добрый вечер, Татьяна Сергеевна. Пришёл к Валентину, а его ещё нет.
ТАТЬЯНА СЕРГЕВНА. Работает много: на две семьи тянется.
ФЕДОР (чуть смущённо). Чай с нами, Татьяна Сергеевна?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Да вот невестушка не приглашает.
ГАЛИНА. Почему? Садитесь.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (принимая от Федора чашку). Уж и рюмочку налейте, если осталось.
ФЕДОР (выразительно посмотрел на Галину). С удовольствием.
       
       Галина достала из серванта рюмку. Федор извлёк из-под стола бутылку, наполнил бокалы. Галина за стол села, но к рюмке не прикоснулась.
       
Ваше здоровье, Татьяна Сергеевна!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. И вам того же. (Пьёт).
ФЕДОР. Как Ольга Владимировна?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. С утра до ночи в больнице хлещется. Другой раз и ночует там. А теперь загорелась нервное отделение открыть, вроде санатория для больных детишек. Так и вовсе не видим её. Живёт затворницей.
ГАЛИНА. Зато в командировках душу отводит.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (игнорируя замечание Галины). А выберется свободная минутка — всё с Алешкой, с Алешкой… (Федору). Хоть бы забежали по старой памяти.
ФЕДОР. Некогда, Татьяна Сергеевна, дорогая: суета сует.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. А вы бы так же вот, вечерком, чайку попить.
ГАЛИНА. Здесь, между прочим, друг его живёт и соратник.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Федя, вы домой не торопитесь?
ФЕДОР. Пожалуй. Видимо, не дождусь Валентина. Вас проводить?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Посижу ещё. Идите, Федя, не затрудняйтесь.
ФЕДОР. До свиданья. Привет Ольге Владимировне. (Уходит).
       
       Галина вышла проводить гостя.
       
ГАЛИНА. Чего, спрашивается, припёрлась?
ФЕДОР. Неловко получилось.
ГАЛИНА. Не её собачье дело. Заглядывай.
       
       Федор прощается и уходит. Галина возвращается в комнату и начинает молча убирать со стола.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Как внук-то мой учится?
ГАЛИНА. Нормально.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Учительница хорошая попалась?
ГАЛИНА. А что?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Уж и не спроси ничего… Где же Валюшка?
ГАЛИНА. В библиотеке.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Работает, работает, а пользы — чуть.
ГАЛИНА. Цыплят по осени считают.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Дождёмся ли, осени-то…
ГАЛИНА. Говорите, да не заговаривайтесь.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Беспокоюсь за него. Который уж год Валюшка без отпуска!.. Худющий стал, один нос торчит… Взяли бы путёвки в дом отдыха, да и катанули вдвоём!
ГАЛИНА. Среди года? Вы в своём уме?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Вместе бы хоть побыли, помиловались. А я бы тут как-нибудь управилась.
ГАЛИНА. С чего вдруг такая забота?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Дурёха, мальчишка вон, за стеной, сопит. Не чужой он мне!
ГАЛИНА. Да вы же с первого раза меня возненавидели! Помните, как сберкнижку совали? Откупиться хотели?.. Для Оленьки мужа берегли!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (вздохнула). Чего только мать не сделает ради детей. И стыд готова потерять, и гордость, только чтоб они счастливые были…
ГАЛИНА. Зевать не надо было. Сама отдала. Пусть бы у меня попробовали отобрать!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Ой, не зарекайся, девка!
ГАЛИНА. Что вы всё — вокруг да около?.. Знаете что-то?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Боже сохрани и избавь!.. Просто говорю, мало вместе бываете. А мужик внимания требует. Обогреть, накормить — полдела. Иногда и в душу заглянуть надобно…
ГАЛИНА. Заглянуть?.. (Быстро подходит к телефону, набирает номер). Сейчас заглянем… Библиотека?.. Привет, лапушка. Это — Галка. Ты почему сегодня не была?.. Подменяешь?.. Писали программу для блузона, на три цвета… Конечно, покажу, какой разговор. Слушай, посмотри там, в зале, моего Дробышева… Ладушки. Целую. (Татьяне Сергеевне). Нет и не было. Ну-ну…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Да ты горячку-то не пори!.. Мало ли, куда мог человек зайти. А тебе невесть что мерещится.
ГАЛИНА. Пусть только вернётся.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Галя…
ГАЛИНА. Ну?.. Что знаете?.. Выкладывайте! Быстро!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Сумасшедшая баба, ей-богу! Уж я не рада, что и пришла…
ГАЛИНА. Вы про учительницу спрашивали?.. С Любкой, значит, спутался. Так? Говорите!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Отстань от меня, бешеная!
       
       Входит ДРОБЫШЕВ.
       
ДРОБЫШЕВ. О, мама!.. Привет.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Здравствуй, сын.
ГАЛИНА. Где был?
ДРОБЫШЕВ. Ты же знаешь, пришли журналы из Ленинки…
ГАЛИНА. Где ты был, я спрашиваю!
ДРОБЫШЕВ. Галка, в чём дело?.. Проводил Костю в школу, вот мама видела. Потом…
ГАЛИНА. Ага, видела!
ДРОБЫШЕВ. Кстати, Любовь Борисовна очень хвалит Костю… В институте проторчал, потом в библиотеке окопался… Башка раскалывается… Дай что-нибудь выпить.
ГАЛИНА. Значит, Любовь Борисовна хвалит?
ДРОБЫШЕВ. Да, и передавала тебе привет.
ГАЛИНА. И ей передай. (Даёт пощечину Дробышеву).
       
       Татьяна Сергеевна вскрикивает. Галина хочет ударить ещё, но Дробышев перехватил её руки, усадил насильно на стул.
       
ДРОБЫШЕВ. Не смей хулиганить!
ГАЛИНА. Гад!.. Пусти!..
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Валя, перестань! Она — мать твоёго ребёнка!
ДРОБЫШЕВ (отпускает Галину). Нежная и удивительная. (Наливает вина в чашку и залпом выпивает. Снимает пиджак,  развязывает галстук).
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Валя, извинись.
ДРОБЫШЕВ. Перебьётся.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Я тебя не узнаю!
ДРОБЫШЕВ. Мама, шла бы ты домой!
ГАЛИНА (нюхает пиджак). Белый лен. Фирма. Эсте Лаудер... У Любки был!
ДРОБЫШЕВ. Взбесилась?
ГАЛИНА. Её духи! Сама дарила на 8 марта!.. Ах, сучка!.. Деревня, тихоня, змея подколодная!.. Ну, я ей не завидую…
ДРОБЫШЕВ (схватил Галину за плечи, встряхнул). Слушай и запоминай. В мои дела не лезь. Любу оставь в покое. Если узнаю, что сказала о ней хоть слово, считай, что видишь меня в последний раз!
ГАЛИНА. К женатому на шею вешается!
ДРОБЫШЕВ. Не тебе говорить.
ГАЛИНА. Потаскушка она! Дрянь! Падла!
ДРОБЫШЕВ. Ну, смотри. (Приносит чемодан, кидает в него свои вещи).
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Валя, опомнись! Что ты собираешься делать?.. Перестань меня пугать!
ДРОБЫШЕВ. Уйди, мама!
       
       Дробышев продолжает собираться. Галина вдруг закатывает глаза и сползает на пол. Татьяна Сергеевна бросается к ней, пытается поднять.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Галя!.. Господи, что с ней?.. Валя!.. Гале плохо!.. Доктора, вызови доктора!..
ДРОБЫШЕВ. Очухается.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Как ты можешь?! Звони сейчас же в «скорую»! Галя, очнись!.. Галя… Да что же это делается!..
ДРОБЫШЕВ (декламирует). В десять пятьдесят укладка была окончена, Гаррис сел на корзину и выразил надежду…»
ГАЛИНА (бросается к Дробышеву). Не пущу!..
ДРОБЫШЕВ (Татьяне Сергеевне). Обморок отменяется. (Размыкает руки Галины, берёт чемодан и уходит).
       
       Галина лихорадочно одевается.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Куда ты?
ГАЛИНА. К Любке пошел! К Любке!..
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (обняла Галину). Тихо, девонька, тихо. Криком ничего не выкричишь. Успокойся. И поздно. Нельзя тебе туда, нельзя… Я пойду. Мне уж всё равно…
       
       Галина плачет, Татьяна Сергеевна гладит её по голове, успокаивает.
       
       Картина пятая.
         
       Поликлиническое отделение больницы, где работает Ольга. В кабинете — ОЛЬГА и МЕДСЕСТРА.
       
ОЛЬГА (по телефону). Ты уже позавтракал?.. И зарядку сделал?.. Молодец… Принести медицинский клей? Зачем?.. Крылья приклеить? Кошке?.. Что?.. Летучие кошки смогут ловить летучих мышей?.. Понятно. Кто возражает?.. Кошка?.. И бабушка тоже?.. Алеша, садись за уроки. Приду, разберёмся. Клей не забуду… Хорошо, постараюсь сегодня пораньше, маленький. (Кладёт трубку. Медсестре). Вы знаете, что такое «элероны» и «стабилизатор»?
МЕДСЕСТРА. Это что-то… самолётное.
ОЛЬГА. Алешку интересует принцип действия кошачьего хвоста.
МЕДСЕСТРА. Спрошу у своего, как вернётся из рейса.
       
       Дверь приоткрывается, голос: «Скоро приём начнётся?»
       
Пригласят, когда надо! (Захлопывает дверь).
ОЛЬГА. Саша!..
МЕДСЕСТРА. А что, в самом деле! Лезут, как в магазин!.. Врачи, конечно, не люди! Передохнуть не дадут!.. Чайку поставить?
ОЛЬГА. Лучше кофе. Раньше или ночи были короче, или я — моложе: не так уставала…
МЕДСЕСТРА. А вы уж тоже… Дежурства, вызовы, консультации… Так и жизнь проскочит, не увидите.
ОЛЬГА. Приглашайте.
МЕДСЕСТРА (приоткрыла дверь). Проходите.
       
       Входит ГАЛИНА.
       
ГАЛИНА. Здравствуйте.
МЕДСЕСТРА. Где ваш ребёнок?
ГАЛИНА. Мне сначала надо поговорить с доктором.
ОЛЬГА (не глядя). Садитесь, пожалуйста. Фамилия, год рождения, на что жалуетесь?..
ГАЛИНА. Дробышева. Галина.
ОЛЬГА (подняла глаза, пауза, Медсестре). Саша, я просила кофе.
       
       Медсестра неохотно уходит.
       
ГАЛИНА. Спасибо… Ольга Владимировна… Я очень виновата перед вами… Тогда я была девчонкой, многого не понимала… Сейчас бы я так не поступила… Честное слово!
ОЛЬГА. Что вы хотите?
ГАЛИНА. Помогите нам! Вы не можете отказать. Вы — доктор!
ОЛЬГА. Покажите мальчика.
ГАЛИНА (не сразу). Валентин от меня ушёл. К Любке. Это учительница у Кости. Тварь такая!..
ОЛЬГА. И вы пришли ко мне?!
ГАЛИНА. Поговорите с ним!.. Он ужасно вас уважает.
ОЛЬГА. Увольте.
ГАЛИНА. У нас Костик!
ОЛЬГА. У меня — Алеша.
ГАЛИНА. Мстите?.. Ребёнку?.. Доктор называется!
ОЛЬГА. Сейчас вы пришли к женщине.
ГАЛИНА. Как вы меня ненавидите!
ОЛЬГА. Извините, я занята.
ГАЛИНА. Гонишь?.. Я ведь пришла — старухе поверила: «Олька — святая, до сих пор Вальку любит». А на деле, Дробышев тебе, как рыбке зонтик. Был и есть!
ОЛЬГА. Не смейте!
ГАЛИНА. Что, правда глаза колет?.. Может, ты ему завтраки вскакивала, готовила? Или книжки нужные бегала, доставала? Или не спала, чтобы его во время разбудить?.. А!.. ты его любила взахлёб! Так любила, что он, бедняга, и науку-то всю забыл!
ОЛЬГА. Уходите сейчас же!
ГАЛИНА. Ударить охота, в волосы вцепиться! И нельзя: гордость не позволяет, достоинство боишься потерять. А я вот ничего не боюсь! Прошу, унижаюсь. Ради Дробышева. У него защита на повестке, а он вторую семью бросает. Сейчас ведь сильно на моральный облик нажимают.
ОЛЬГА. Глупости, никого это теперь не интересует.
ГАЛИНА. Неужели?.. А давай проверим. Ты знаешь, что его приглашают работать в Гарвард? Документы уже комиссия рассматривает. И стоит мне…
ОЛЬГА (перебивает). Вы… не посмеете!
ГАЛИНА. Я?.. (Смеётся). Это вам, интеллигентам, докторов да академиков подавай. А мне можно и попроще — не королева.
ОЛЬГА. Да вы понимаете, что затеваете?! Он же больше никогда… Никогда… если только вы… сейчас…
ГАЛИНА (перебивает). Ишь, разволновалась. А мне в доме мужик нужен! И отец ребёнку! Понятно?.. (Направляется к двери).
ОЛЬГА. Стойте! Я… попробую помочь. Не ради вас, конечно. Но обещайте мне…
ГАЛИНА. Три дня. (Уходит).
        
       Входит МЕДСЕСТРА, сталкивается в дверях с Галиной.
       
МЕДСЕСТРА (вслед Галине). Обалдела!.. (Ольге). Готово. Идите к старшей, двойной сварила. А эти… обождут пять минут, не помрут.
ОЛЬГА. Сердечного… ничего у нас нет?
       
       Картина шестая.
            
       На остановке троллейбуса. ОЛЬГА и ЛЮБА. Они должны были встретиться, эти две женщины, и они встретились…
       
ЛЮБА. Так вы считаете, что у моего Сережи Семёнова… серьёзно? С нервами?
ОЛЬГА. Боюсь, что «да». Явные нарушения психики. Какая у него семья?
ЛЮБА. Мать, сестрёнка. Отец пьёт, дебоширит. Гоняет их, бьёт…
ОЛЬГА. Так я и думала.
ЛЮБА. Вы часто бываете в школах, много таких ребятишек?
ОЛЬГА. К сожалению… Кажется, автобуса мы не дождёмся. Пешком любите ходить?
ЛЮБА. Мне автобусом — до конца.
ОЛЬГА. Вы очень легко одеты.
ЛЮБА. С утра солнышко было.
ОЛЬГА. Знаете, что?.. Пойдёмте ко мне. Тут близко, вызовем такси. Хоть немного согреетесь. Дома никого: сын — в школе, на продлёнке, свекровь сегодня — у родственников.
ЛЮБА. Неудобно.
ОЛЬГА. Неудобно ногой за ухом чесать, как говорит мой Алешка.
ЛЮБА. Узнаю школьный фольклор. Третий?
ОЛЬГА. Второй. Он с семи лет пошёл. И давайте вас немного утеплим. (Снимает и отдаёт Любе большой тёплый шарф).
ЛЮБА. А вы?.. Не надо!
ОЛЬГА. Не возражайте. У меня, видите, какой тулуп. И вообще, я… человек закалённый. (Помогает Любе закутаться в шарф).
ЛЮБА. Ну и чучело. Вот родители увидят!
ОЛЬГА. Вас это волнует?
ЛЮБА. Глупости, конечно. А может, это последний писк моды, верно?
ОЛЬГА. Именно. Всё зависит от точки зрения.
       
       Уходят. Ольга привела Любу к себе домой, откуда Дробышев ушёл восемь лет назад, и где осталась жить Ольга со свекровью и сыном.
       
ЛЮБА (по телефону). А раньше нельзя?.. Хорошо, спасибо. (Ольге). Пока нет свободной машины. Придётся подождать.
ОЛЬГА. Отлично, успеем почаёвничать. Перебирайтесь поближе.
ЛЮБА (села за стол). Странно… Ещё утром мы не были даже знакомы, и вот я сижу у вас и пью чай...
ОЛЬГА. Вы не признаете быстрых знакомств?
ЛЮБА. Я трудно привыкаю к людям. Привязываюсь, а потом… Характер дурацкий… переживаю. Что же всё-таки делать с Сережей? Нельзя положить его к вам в клинику?
ОЛЬГА. Можно. Подлечим, привёдем в порядок его нервишки, но… ведь он опять вернётся домой.
ЛЮБА. Где же выход?.. Его отец уже лечился от алкоголизма, не помогло. А к общественности мать обращаться не хочет. Категорически: «Чтобы люди мою беду судили?.. Ни за что!»  И в школе запретила… В принципе, он человек неплохой, когда трезвый. Я часто у них бываю. Но слабохарактерный и… неудачник. А из-за пьянки нигде долго не задерживается. Сами знаете, как нынче трудно с работой. Жалко.
ОЛЬГА. Вселенской любви не существует, Любовь Борисовна. Нельзя жалеть всех одновременно. Всегда приходится выбирать.
ЛЮБА. Ах, знаю!.. Но он сопьётся окончательно, если семья откажется от него.
ОЛЬГА. О чём вы говорите?! Речь идёт о ребёнке!.. Все наши передряги, ссоры замыкаются на них. Даже плохое настроение!.. Вы думаете случайно, в детских колониях только двадцать процентов детей имеют «нормальную» семью? А восемьдесят — либо отец пьёт, либо бросил, а теперь ещё и женский алкоголизм добавился, а это ещё страшнее… Ну, колония — крайний случай, а школа?.. Сколько там наших пациентов! И часто папа, и мама есть. Всё, вроде бы, хорошо. Внешне: живут «ради детей». Но дети чувствуют фальшь! Кожей! И приспосабливаются, включаются в игру «Всё хорошо». А силёнок не хватает, не могут они поделить своё сердчишко между двумя дорогими существами. И попадают к нам…
ЛЮБА. Значит, непременно — жертва? А примет Сережа, когда вырастет? Не спросит с матери, какое она имела право лишать его отца?
ОЛЬГА. Ваш Сережа к шестнадцати годам будет законченный неврастеник. Потерянный для общества человек. Для семьи, для себя.
ЛЮБА. Не надо так волноваться, Ольга Владимировна. Я подумаю, что можно сделать.
ОЛЬГА (не сразу). Мы совсем забыли про чай. Давайте, горяченького налью. Берите варенье. Какое-то особенное — королевское.
ЛЮБА. У вас на все хватает времени. Вот бы мне научиться. Я, ужас, какая бестолковая. Иногда день прошёл, а что сделала, не знаю. Школа, школа — и всё. Даже почитать не всегда успеваю. (Пробует варенье). Вкусно!.. Ну, Ольга Владимировна!..
ОЛЬГА. Не хвалите. Это свекровь для Алешки старается.
ЛЮБА. Они друзья?
ОЛЬГА. Алешка с самого рождения с ней. С фабрики ушла ради него. Конечно, я обязана ей, весьма…    
       
       Люба подходит к портрету Алеши, висящего на стене.
       
ЛЮБА. Она сейчас работает?
ОЛЬГА. Вы о «продлёнке»?.. Нет. У свекрови с Алешкой не всегда совпадают взгляды на его воспитание.
ЛЮБА. А у папы с мамой?
ОЛЬГА. Папу это не интересует. Он… ушёл от нас.
ЛЮБА. Простите,  я не знала…
ОЛЬГА. Ничего… Вы умеете задавать вопросы, Люба. Можно без отчества?.. И слушать.
       
       Пауза.
       
ЛЮБА (у портрета). Какие у него глаза… Взрослого человека. Кто в этой комнате раньше жил?.. Студенты? Художники?.. Стена, по-моему, была расписана. Да? Буквы какие-то проступают. Не разобрать.
ОЛЬГА. «Лелька, я люблю тебя!»
ЛЮБА. Это — вам?
ОЛЬГА. Мы только поженились, я уехала на практику. Вернулась — уехал он. И разминулись всего на пару часов: поезд мой опоздал. Забеливали несколько раз. Краска, видимо, какая-то особая. Днём — ничего, а вечером проступает. Лезет в глаза. Сколько уж лет прошло…
ЛЮБА. Не надо было.
ОЛЬГА. Свекровь настояла, говорит: «Людям не зайти…» Она здесь хозяйка.
ЛЮБА. Трудно вам вместе.
ОЛЬГА. Можно было уехать… Но… это не унесешь с собой.
ЛЮБА. Я не понимаю.
ОЛЬГА. Я не сумела быть слабой, Люба. Плакать, ревновать, прощать… И остались: больница да вот — Алешка.
       
       Пауза.
       
ЛЮБА. А у меня и Алешки нет… слава Богу. Никто меня не любит, никого я не люблю.
ОЛЬГА. Неправда.
ЛЮБА. Правда!.. (Вынула сигареты, чиркает зажигалкой, искры нет).
ОЛЬГА. Ты лучше поплачь, Люба. Здесь можно.
ЛЮБА. У него семья, понимаешь?.. И всё. Всё!
ОЛЬГА. Подожди, успокойся. Сядь.
ЛЮБА. Ложусь — думаю, встаю — с мыслями о нём. Закрою глаза — его перед собой вижу… Случайно имя его услышу — вздрагиваю. Специально с пересадкой езжу, чтобы мимо дома его проехать, посмотреть, светится окно или нет…
ОЛЬГА. Так вы не встречаетесь?
ЛЮБА. Его мать ко мне приходила, плакала…
ОЛЬГА. Успела… (Неожиданно). Люба, роди от него.
ЛЮБА. С ума сошла?! И так всё запуталось!.. Его сынишка в моём классе, а я не могу ему в глаза взглянуть. Спросить строго, как с других, не могу. Ведь у него краду. Краду?.. Потом — работа. Его мать сказала, если он уйдёт из семьи, не видать ему ни звания, ни престижной работы. Его в Гарвард пригласили, документы проверяют. А там у них, знаешь, как к семье относятся трепетно. Он же возненавидит меня, понимаешь?.. И мне придётся школу бросить. И так уже слухи всякие…
ОЛЬГА. Короче, «что скажет княгиня Марья Алексеевна».
ЛЮБА. Не в этом дело… Нет, вру: в этом тоже. Но для меня семья… Вот о чём девчонки мечтают? О тряпках, да? О мальчишках?.. А я, сколько помню, думала: вырасту, выучусь, выйду замуж, нарожаю кучу детей… И будет у меня семья, как у нас, большая, дружная и счастливая-счастливая! Не внешне, на самом деле. У меня талант, я чувствую!.. А какая же счастливая, если с кражи все начинается?
       
       Звонит телефон. Ольга сняла трубку.
       
ОЛЬГА. Заказывали. Хорошо. (Любе). Сейчас придёт такси.
ЛЮБА. Раньше все любовь во сне видела. Красивую, как у Ромео и Джульетты… Проснусь, так сладко и горько, и сердце щемит. Подушка от слёз мокрая… А теперь не вижу ничего почему-то. Уеду.
ОЛЬГА. А что будет с ним?
ЛЮБА. Вселенской любви не существует, верно?.. Надо выбирать.
ОЛЬГА. С ним что будет?
ЛЮБА. Защитит диссертацию. Успокоится, привыкнет. А если уедет за границу, вообще проблем не будет. От любви не умирают. (Собирается уйти).
       
       В дверях — ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА.
       
ЛЮБА. Вы?!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Люба, ты молоденькая, ты ещё встретишь человека. А на чужом горе счастья не построишь.
ЛЮБА. Я ничего не понимаю.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Я здесь живу. Здравствуй, голубушка.
ЛЮБА (с ужасом смотрит на Ольгу, на Татьяну Сергеевну). Так значит… А я-то!.. (Ольге). Зачем? Зачем вам это понадобилось?.. Посмотреть на меня? Узнать настроение?.. Выпытать?.. Но ведь я уже дала слово! Вот ей! Слышите?.. Дала слово — никогда его не видеть!
ОЛЬГА. Прости. Мне действительно хотелось увидеть тебя. Поэтому придумала школу, обследование… Признаться, духу не хватило. Прости. Да и разговора бы такого не получилось…
ЛЮБА. Как стыдно, боже мой…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Ты умница, ты милая. Всё правильно решила. Спасибо тебе материнское! Теперь верю: любишь Валюшку.
ОЛЬГА. А я не верю! «От любви не умирают!» Так говорит любящая женщина?.. От любви умирают! Слава Богу, ещё умирают… Только одни сразу, другие всю жизнь мучаются. Потому что мужества нет покончить разом, потому что проклятая надежда…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (перебивает). Опомнись!
ОЛЬГА (Татьяне Сергеевне). Да по какому праву вы сейчас решаете их судьбу?.. Это касается их двоих! Не мешайте! Не лезьте, слышите?!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Сдурела!.. От зависти. Так нельзя, Оля. Там — ребёнок. Нельзя мстить ребёнку! Не по-женски это. Ты своё проворонила, говорила тебе тогда — держи! А теперь уж чего… Снявши голову, по волосам не плачут.
ОЛЬГА (устало). Никому я не собираюсь мстить… Одно знаю: без любви человек мёртв. И никого уже не согреет, не защитит… Оглянись в любви, оглянись с любовью!..
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Что же ты не оглянулась, когда он у дверей стоял с чемоданом? Вот здесь, ждал?!
ОЛЬГА (у окна). Такси внизу, сигналит.
ЛЮБА. Я ухожу, Ольга Владимировна.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Будь здорова, голубушка. Я верю тебе, верю.
ОЛЬГА (Любе). Он погибнет. Просто сопьётся, если ты сейчас откажешься от него. Помни.

       Люба уходит.
       
Я хочу уехать, Татьяна Сергеевна. От вас. Совсем.
       
       Картина седьмая.
        
       Институт, где работает Дробышев. Входит ОЛЬГА, осматривается. Навстречу бежит ФЕДОР.
       
ФЕДОР. Лелька!.. Какими судьбами?!
ОЛЬГА. Здравствуй.
ФЕДОР. Просто глазам не верю!
ОЛЬГА. У тебя найдётся немного времени для меня?
ФЕДОР. О чём ты говоришь?.. Пойдём.
       
       Федор проводит Ольгу в свой кабинет.
       
Как я рад, Лелька!.. Ты всё такая же…
ОЛЬГА (оглядывая кабинет). Твой?.. Роскошно живёшь.
ФЕДОР. Ерунда. Значит, не сердишься?
ОЛЬГА. Ты хорошо в нём смотришься. Анкета по-прежнему чистая?
ФЕДОР. Никто не берёт.
ОЛЬГА. Ой, ли?
ФЕДОР. А ты всё такая же…
ОЛЬГА (перебивает). Нет. Другая. Просто не представляешь, насколько – другая.
ФЕДОР. Но для меня…
ОЛЬГА. Оставь!.. Скажи, как у Валентина дела?
ФЕДОР. Что ты имеешь в виду?
ОЛЬГА. Ведь он у тебя работает?
ФЕДОР. Да, взял под крылышко…
ОЛЬГА. Как времена меняются.
ФЕДОР. Увы, я в этом не виноват.
ОЛЬГА. Естественно. Так как у него дела?
ФЕДОР. Нормалёк. Будем защищаться.
ОЛЬГА. Кто «мы» и что защищать?
ФЕДОР. Он — диссертацию, а я…
ОЛЬГА. Извини, забыла, что теперь такие вопросы не задают.
ФЕДОР. Да нет, ничего секретного. Важно получить внедрение, а там держись!
ОЛЬГА. Значит, работа хорошая?
ФЕДОР. Да, но… Видишь ли, Валька долго был от всего оторван. Начал практически с нуля. А воды ведь много утекло, пока он «любовью «занимался.
ОЛЬГА. Я так и думала.
ФЕДОР. Ты не поняла. Работа крепкая, без дураков. Но, Лелька… это уже не Дробышев. Полёта нет. Блеска. И глубины… Помнишь, как он работал? Фантастика!.. Не знаю, в чём тут дело. Может быть, он ещё наберёт силу. Но поверь, я делаю для него всё. Зелёная улица…
ОЛЬГА. Пьёт?
ФЕДОР. В пределах.
ОЛЬГА. Федя… Надо сделать всё, чтобы он… не сорвался. Всё!.. Не дай ему сейчас отступить. Это — край.
ФЕДОР. Меня об этом не надо просить. Но по какому поводу SOS?
ОЛЬГА. Видимо, я скоро уеду. Давно зовут в… Неважно, куда. Обещают интересную работу. Да и денег больше, что тоже важно: Алешка растёт, проблем прибавляет…
ФЕДОР. Что ж, наверное, это правильно… Оля, почему ты пришла? Я ведь понимаю, чего стоил тебе этот визит.
ОЛЬГА. Ты… знаком… Ты знаешь его новую семью?
ФЕДОР. Так… шапочно. Приходится иногда общаться.
ОЛЬГА. Не надо оправдываться. Я всё понимаю. Федя, ты должен объяснить его… жене всю сложность ситуации. Она же любит его по-своему. Она обязана понять…
ФЕДОР. Признаюсь, я не вполне… соображаю, о чём ты. Но обещаю: сделаю всё, что ты скажешь.
ОЛЬГА. Спасибо. Спасибо. (Закурила).
ФЕДОР. Никогда не видел, как ты куришь.
ОЛЬГА. Пойду. (Но продолжает сидеть).
ФЕДОР. Ты странная женщина. Ты самая удивительная женщина из всех, кого я встречал. Мне всё время хочется встать по стойке «смирно». И я почему-то всегда чувствую себя виноватым и лихорадочно начинаю соображать, в чём грешен. В чём должен покаяться.
ОЛЬГА. Тяжело меня любить.
ФЕДОР. Тяжело, но единственно, кого бы я хотел видеть своей женой, это — тебя, Лелька.
ОЛЬГА. Не надо, не начинай.
ФЕДОР. Понял. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. О-кей… Ответь мне на один вопрос. Дело прошлое… Почему ты меня тогда выставила? После защиты? Вернее, после банкета?.. Татьяна Сергеевна с Алешкой были на даче… Я шёл к тебе, как в том английском анекдоте, с чувством собственного достоинства, нёс… руку и сердце, а возвращался… с побитой мордой, фигурально выражаясь. Даже говорить не захотела. В чём дело?
ОЛЬГА. В тебе.
ФЕДОР. Но почему?!.. В конце концов, не я бросил беременную жену!
ОЛЬГА. Да, у тебя всегда была чистая анкета.
ФЕДОР. Позволь…
ОЛЬГА. А Дробышев признался в измене, женился на любовнице, отказался от защиты. Дурак, одним словом.
ФЕДОР. Но…
ОЛЬГА. Дробышев никогда бы не позволил себе того, что сделал ты!
ФЕДОР. Извини, не понял.
ОЛЬГА. Я была на защите, Федор. Удивлён?.. Не знаю, зачем пошла… Может, захотелось порадоваться вместе с тобой… Я — не физик, и детали, тонкости я, конечно, не уловила, но главное поняла.
ФЕДОР (прерывает). С Валентином было согласовано!
ОЛЬГА. Не сомневаюсь. Но ты взял!
ФЕДОР. Вот так, да?. Скажи, если двое работают над одной проблемой… Допустим, ищут лекарство от… рака. Нашли. И один вдруг заявляет: «К чёрту! Ухожу!» Второму тоже бросить?.. Из солидарности? Скрыть, что лекарство есть? Что сотни людей могут быть спасены?.. И всё потому, что у того — комплекс «порядочности»?
ОЛЬГА. Это было бы преступлением.
ФЕДОР. Тогда я не понимаю.
ОЛЬГА. Ты возьмешь всё, что тебе дают. Что разрешают взять — научные результаты, деньги, женщину… Ты очень послушен, очень сговорчив, Федя. Лишь бы не отягощать свою совесть выбором. Плевать против ветра глупо, верно?
ФЕДОР. Оля, есть вещи… Давай, наконец, объяснимся!
ОЛЬГА. Какая все-таки я противная баба.
       
       Голос ГАЛИНЫ: «Можно?»
       
ФЕДОР. Занят!.. Лелька…
       
       Входит ГАЛИНА.
       
ГАЛИНА. О!.. Кого я вижу!.. Не помешаю?.. Привет.
ФЕДОР. Что случилось, Галина… Степановна?
ГАЛИНА. Соскучилась.
ФЕДОР (Ольге). Извини… Может быть, созвонимся?..
ГАЛИНА (Ольге). Три дня прошли.
ОЛЬГА (Федору). Я не тороплюсь.
ФЕДОР. Так вы знакомы?
ГАЛИНА (кладёт перед Федором лист бумаги). Вот, ознакомься.
ФЕДОР (читает). «Мой муж завел любовницу… Я требую…» Что это?
ГАЛИНА. Начало скандала.
ФЕДОР. Возьмите обратно. Я ничего не видел.
ГАЛИНА. Ну, да. Пока гром не грянет, поп не перекрестится. Но учти, тебе не отвертеться: твой кадр, ты — начальник, тебе придётся реагировать. А я и в газетки напишу, и в налоговую, пусть пошерстят вашу двойную бухгалтерию, и ещё кое-куда постучусь. Пусть разбираются. И неизвестно, каким боком всё повернется. Тебе ведь твой «имидж» важен или как?..
ФЕДОР. Галина!.. Степановна… Не надо нервничать. Давайте поговорим спокойно.
ГАЛИНА. Можешь говорить мне «ты», не обижусь.
ФЕДОР. У вашего мужа всё, как говорится, на мази. Прекрасно идёт работа. Защитится, получит кафедру, а это — новые возможности, связи, деньги в конце концов! И этот… шум, который вы планируете, может сильно навредить, и прежде всего вам.
ГАЛИНА. Я не торговаться сюда пришла.
ФЕДОР. Может повториться та же история…
ГАЛИНА. Вот чтобы она не повторилась, вызови сейчас Дробышева, и пусть он при всех! (смотрит на Ольгу) даст обещание.
ФЕДОР. Галина Степановна, ну право же, это настолько деликатное, интимное дело… Даже близким друзьям не всегда скажешь… Вам надо попытаться как-то самим… урегулировать. Боюсь, я здесь бессилен…
ГАЛИНА. Вижу, тебя тут успели обработать. Ладно, найдём другие двери. (Направляется к дверям).
ФЕДОР (Галине). Сядь... те, пожалуйста. (По селектору). Лаборатория?.. Валентин?.. ты свободен? Зайди ко мне. (Ольге). Сейчас он придёт. Оля…
ОЛЬГА. Я останусь.
ГАЛИНА (подходит к дверям, открывает). Входите.
       
       Входит ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (увидев Ольгу). Ой, батюшки!.. (Метнулась к дверям).
ГАЛИНА. Куда?.. Успеете поплакать, сначала скажите.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Федя… Федор Иванович, не дайте беде случиться. Нельзя же детей по белу свету сиротами раскидывать… И об Валюшке прошу… Кто, как не вы, о нём позаботится….
ФЕДОР. Зря вы, честное слово, зря это затеяли.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Раньше-то партия за чистотой следила. Случится горе, знала баба, куда идти, где защиту искать. А теперь… Одна надежда на тебя. Воздействуй, припугни, если что. Спаси, родной. А без работы, без физики своей он пропадёт.
       
       Входит ДРОБЫШЕВ.
       
ДРОБЫШЕВ. Ба!.. Всероссийский розыск?.. Оля?.. А ты зачем?
ГАЛИНА. Давно не виделись.
ОЛЬГА (Дробышеву). Так получилось.
ДРОБЫШЕВ (не сразу). Тем лучше. (Татьяне Сергеевне и Галине). Ну, кто первый?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Валюшка, не уходи от них! Нельзя тебе… ещё раз. Не по-божески это. (Федору). Неделю дома не ночевал. У неё, у полюбовницы, значит, был.
ФЕДОР. Да что вы выдумали! Всё это время он у меня жил. Раскладушку всю продавил, медведь.
ГАЛИНА. Врёшь! Дружка выгораживаешь!
ФЕДОР. Выбирайте выражения, сударыня.
ГАЛИНА. Ах, простите… А кто на «огонёк» заглядывал, когда друга дома не было?
ФЕДОР. Вы что-то путаете, Галина Степановна.
ГАЛИНА. Не суетись, солнышко. Готов был под юбку залезть, если бы позволила! Гурман, ёшкин кот!.. Все вы… Сказала бы, да уши, боюсь, ваши лопнут.
ФЕДОР (Дробышеву). Уйми супругу.
ДРОБЫШЕВ. У Федора я не был. Но и у Любы — тоже. В гостинице ошиваюсь. (Татьяне Сергеевне). Можешь проверить.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Слава тебе, Господи.
ГАЛИНА. Проверим. Но смотри…
ДРОБЫШЕВ. Оля, я встретил женщину. Она… очень похожа на тебя. Только…
ОЛЬГА (подсказывает). Добрей, великодушней. Умеет плакать, быть слабой…
ДРОБЫШЕВ. И мне просто нельзя без неё, мама. (Галине). Без скандала! Прошу тебя. Как человека прошу.
ГАЛИНА. Не надейся! Такой скандалище закачу — чертям тошно станет!
ДРОБЫШЕВ. Отпусти меня, Галя.
ГАЛИНА. Я что, ненормальная?
ДРОБЫШЕВ. Очень прошу.
ГАЛИНА. Миленький, ты забыл, что у тебя ребёнок? Кто его будет воспитывать? Дядя?
ДРОБЫШЕВ. Разве для этого обязательно спать с его матерью?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Валя!..
ГАЛИНА. Раньше тебе это нравилось!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Людей постыдитесь!
ФЕДОР. Большая стирка. Не стесняйтесь.
ДРОБЫШЕВ. Косте буду помогать.
ГАЛИНА. А здесь твоего согласия не требуется: вчера подала на алименты.
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Как же так?.. Вы ещё под одной крышей живёте…
ГАЛИНА. Беру, что положено! (В сторону Ольги). Не ей одной загребать!
ДРОБЫШЕВ (Галине). Ненавижу!.. Всю жизнь… искрошила, разменяла на пятаки!.. Встретил — сплошная любовь, самопожертвование, беззащитность. Как точно ты поняла, чего мне не хватает! Ты вообще «рыболов», что надо! Знаешь точно, на какой крючок что нацепить. Нужна целомудренность?.. Пожалуйста. Бесстыдство?.. Нет проблем. Может быть, романсик исполнить?.. Заказывай, к настроению. А когда клюнуло — давай на берег! Держись, тюлька! Семь блюд из тебя приготовят. Выпотрошат, вычистят, нафаршируют, как щуку: голова отдельно, хвост — отдельно, а брюхо белыми нитками зашито.
ГАЛИНА. Ах, какой гастроном.
ДРОБЫШЕВ. Мама, разве я был злым?.. А теперь гадости говорю запросто! И удовольствие даже испытываю. Федор, отказывал я кому-нибудь в помощи?.. А теперь только за деньги. Проекты, статьи, диссертации…
ФЕДОР. Какие проекты? Какие статьи? Кому?
ДРОБЫШЕВ. Тупым, оболтусам. Новым русским, да мало ли, кому. Халявщиков всегда хватало. Клиентурой вон (на Галину) она обеспечивает. Разработала целую шкалу услуг. Сначала согласился, чтоб отстала, а потом втянулся. И даже понравилось «мышковать»: дело сделал — получил, ни налогов, ни ведомостей, никаких отчётов. Волки сыты и овцы целы.
ФЕДОР. Ну и дела…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Срам-от какой!
ГАЛИНА. Разахались! Чистенькие нашлись!.. Вся страна так живёт!.. Он что, украл эти деньги?.. Серое вещество своё тратил! Покрутись-ка на одну зарплату, да четверть вашей Оленьке отдай!
ДРОБЫШЕВ. Что, Ольга Владимировна, хорош Дробышев?.. «В десять пятьдесят укладка была окончена…» Смешно.
ОЛЬГА. Прости. Если можешь.
ГАЛИНА. Ой, дурак… Устроил стриптиз — перед кем!..
ДРОБЫШЕВ (тоскливо). Как я тебя ненавижу.
       
       Пауза. Тихо, незаметно появляется ЛЮБА. Увидев присутствующих, растерялась.
       
ГАЛИНА. Вот и птичка прилетела. (Федору). Героиня романа, Джульетта Борисовна. Рекомендую.
ФЕДОР (стараясь сгладить грубость Галины). Вы ко мне?
ЛЮБА. Вы же директор института?
ФЕДОР. Не совсем так, но постараюсь помочь.
ГАЛИНА. Давай, давай, выкладывай. Не стесняйся, тут все свои.
ФЕДОР (Любе). Вам лучше сейчас уйти. (Хочет её выпроводить).
ГАЛИНА. Ещё чего. (Закрывает дверь на ключ). Сначала разберёмся. (Любе). Чем он тебя купил, подруга? Стихи, небось, читал? Или Достоевского прорабатывали?
ДРОБЫШЕВ. Галина!..
ГАЛИНА. Про душу распространялся? Мол, тоскует, мается, бедная, утешения просит. (Смеётся). Вон (в сторону Ольги) «с душой» — восемь лет одна, никому не нужна!
ДРОБЫШЕВ. Замолчи!
ГАЛИНА. Не смей мне затыкать рот!.. А в мою душу ты хоть раз заглянул? Хоть раз?.. Знаешь, где она находится?.. (Федору). А ты?.. Вам же одно нужно было, одно! Это!.. Это!.. Это!..
       
       Дробышев делает шаг к Галине.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (бросаясь между ними). Не ссорьтесь, ради бога! Пойдёмте домой, мои хорошие…
ОЛЬГА. Что вы решили, Люба?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (загораживая теперь сына от Любы). Она мне слово дала отступиться!
ДРОБЫШЕВ (Татьяне Сергеевне). Ты была у неё?
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Я не могу спокойно смотреть, как семья разрушается!
ДРОБЫШЕВ. Кто тебя просил?! Во всё суешь свой нос!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Как разговариваешь с матерью!
ДРОБЫШЕВ. Эх, мама…
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Я никогда не покрывала разврат! Любишь — люби, а женился — терпи. И на сторону не смей глядеть! А то сегодня — одна, завтра — другая… Много кошек бездомных — всех не пожалеешь!
ДРОБЫШЕВ. Нет у меня другой. Одна Люба. (Любе). Ты правильно сделала, что не пустила меня. За эти годы много грязи налипло. Мне ещё предстоит вернуться к себе. Только ты помоги, побудь рядом. Подожди.
ГАЛИНА. Как трогательно!
ДРОБЫШЕВ. Люба, ну что же ты молчишь, Люба?!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Валюшка, когда умер отец, я могла выйти замуж — сколько сваталось! Не вышла, потому что отчим — не отец. Тошно было, хоть в петлю иногда! А потом себя упрекаю: у тебя сын растёт, для него надо жить1.. И все горечи твои в сердце оседают, и радости тоже. Так неужели худа тебе хочу?.. Повинись, она простит тебя. Простит! (Тянет Дробышева к Галине).
ДРОБЫШЕВ. Как просто: покайся, и всё забыто. И снова — двойная бухгалтерия. Она всех устраивает.
ФЕДОР (Дробышеву). Если твоя жена не угомонится… Я буду вынужден как-то… реагировать. Шум нам не нужен, сам понимаешь.
ЛЮБА. Не надо!.. Я пришла сказать…
ГАЛИНА (вдруг зарыдала, кинулась на шею Дробышеву). Милый мой! Любимый! Никому не отдам! Никому, никому!.. Я вся здесь: глупая, вздорная, жадная! Но я люблю тебя! Люблю!..
       
       Дробышев, с трудом освободившись от рук Галины, идёт к двери.
       
ФЕДОР. Старик, не пори горячку.
ГАЛИНА. Я отравлюсь, отравлюсь!
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Уйдёшь, я тебе больше не мать!
       
       Дробышев пытается выйти, но дверь заперта.
       
ДРОБЫШЕВ (кричит). Откройте! Пустите!.. (Колотит в дверь). Мерзость! Мерзость!..
       
       Люба торопливо отпирает дверь, и  Дробышев убегает. Пауза.
       
ОЛЬГА. Сейчас, сию минуту мы забили человека. Из любви к нему. (Любе, почти кричит). Что вы стоите?!..
            
       Люба убегает.
       
ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА. Что делать, что делать?.. (Принимается плакать).
ФЕДОР (Галине). Забери эту бумажку.
ГАЛИНА. Сохрани, для истории. (Татьяне Сергеевне). Да не ревите вы! Никуда он не денется. (Федору). Может, по рюмочке чайку? Угостишь, хозяин?..
       
       Сквер, тот же, где недавно встречались Дробышев и Люба. Теперь ДРОБЫШЕВ сидит на скамейке. Бежит ЛЮБА.
       
ЛЮБА. Валька!.. Валька ты мой!.. (Целует, но Дробышев мягко отстраняется). Ничего страшного не случилось. Уедем на север, на юг — всё равно. (Пытается засмеяться). Мы найдём живую воду. Из-под земли достанем!.. и начнем сначала. Нас теперь двое. Я больше не предам тебя. Слышишь?.. Слышишь?..
ДРОБЫШЕВ (без раздражения, очень устало). Иди, Люба, домой. Иди.
       
       Люба остается сидеть, плачет… Звучат стихи, взятые эпиграфом: «Пускай тону, пускай горю в огне я, Виновен — связь последнюю руби! Но прежде чем оглянешься во гневе, Ты оглянись, пожалуйста, в любви!..»
       На этом автор хотел бы поставить точку, поскольку для него эта история закончилась здесь. Такой конец оставляет надежду: ведь ничего ещё не решено, и последнее слово не произнесено. Не может быть, чтобы страдания этих людей ничему их не научили…
       
       Конец.

 

You have no rights to post comments